– Хорошо, что не вмешался. Тебе повезло.

– Я понимаю, пытать врагов – бывает такая необходимость. Но собственную внучку? Что я должен понять с твоих слов? Мой разум не воспринимает насилие над женщинами. К чему ты клонишь? Зачем говоришь загадками?

– Мне нечего от тебя скрывать. Ты же здесь! И участвуешь в начале обряда моего посвящения в нойды.

– Но я тебя не жег! Значит, я ни в чем не участвую. Да и не хочу я!

– Правда? – усмехнулась девушка, не думал, что ее может что-то насмешить или развеселить – всегда, как камень – никаких лишних эмоций. – Может и я не участвую? Однако ты видел, как меня испытывали огнем.

С очевидным я не мог не согласиться. Но мог ли я доверять своим глазам?

Светло-русая девушка собирала непослушные локоны в ракушку, часто смотрясь в зеркало и весело улыбалась моему отражению в одной из половинок трельяжа, шевеля беззвучно губами. Я лежал на большой кровати, глупо улыбался, пялился на шнуровку корсета и вертел в руках веточку винограда, оторванную от грозди. Звук нарастал, и я стал слышать.

– Ты такой забавный, когда ревнуешь, Ваня, – говорила Ольга и белозубо улыбалась, явно дразнясь.

– К кому?! – воскликнул возмущенно я и, оторвав виноградинку, кинул в княгиню.

– Что за манеры, господин инженер! – Ольга сузила глаза, явно принижая мой статус, изображая яростный гнев, и расхохоталась.

– Окопные!

– Правда? Так и знала, что вас гувернер только фехтованию обучал и готовил к войне.

– И поэтому я выжил! Другим, манерным, повезло меньше! Право слово, Ольга, зачем вам это общество?!

– Не быть меценатом в наше время – дурной тон.

– Да будьте вы, на здоровье, меценатом, но только у швей, например.

– У швей? Спасибо, Ваня.

– Пожалуйста. Нужны свежие идеи – обращайтесь. Я ими полон. Я же инженер.

– Это так банально, Ваня – быть меценатом у модисток.

Я ел виноград и пожал плечом, не отвечая, выражая мимикой своё отношение к чужим заявлениям.

– Ваня, послушай меня! Я развиваю литературу, а не легкую промышленность! Поэтому я меценат литературного общества. А какие у этих мальчиков глаза, когда они на собраниях читают мне оды, воспевая каждое слово!