— Я так понимаю, у нас есть проблема? — наконец осторожно поинтересовался Григорий Александрович.

— Нет, — хмуро покачал головой Марков, — никаких проблем у нас нет.

Весь его вид и мрачный, полный скрытой угрозы голос говорили об обратном. Гурвин вдруг почувствовал себя неуютно и бросил небрежный взгляд на часы.

— Тебе надо заняться рукой, да и я уже засиделся. — Он встал, застегнул пиджак на две пуговицы. — Надеюсь, весь разговор останется между нами.

— А что, может быть по-другому? — Марков по-прежнему рассматривал изрезанную руку, затем поднес ее ко рту и, словно поцеловав, коснулся ладони губами. Когда он убрал руку от лица, на его губах и вокруг рта остались окровавленные отпечатки.

Гурвин невольно попятился, затем, совладав с собой, остановился и осуждающе покачал головой.

— Коля, ты береги себя.

— Ты тоже, Гриша!

Марков улыбнулся жуткой кровавой улыбкой и помахал приятелю растопыренной пятерней, с которой на пол, не переставая, падали алые капли. В этот момент он сам — высоченный, плечистый, с мощной шеей и перемазанным в крови лицом — напоминал какое-то древнее чудище. Гурвин уже приоткрыл входную дверь, когда за спиной раздался хриплый голос:

— Не спеши.

Гурвин замер и медленно обернулся. Марков стоял совсем рядом, покачиваясь из стороны в сторону.

— А скажи мне, Гриша, такую вещь — что потом с этим Кроносом в итоге приключилось?

— Ничего особенного, — пожал плечами Гурвин, — убили его. Сын и убил. Зевс, слыхал про такого?

Лишь когда «ренджровер» выкатился из неохотно распахнувшихся ворот, Гурвин почувствовал, как охватившее его напряжение немного спало. Он выезжал из переулка, когда фары внедорожника осветили растущие вдоль дороги аккуратно подстриженные кусты сирени. В какой-то момент Григорию Александровичу показалось, что из густых зарослей на него пристально смотрят чьи-то глаза. Это ощущение было совсем мимолетным, внедорожник свернул, и кусты сирени утонули в темноте, однако этих мгновений Гурвину хватило, чтобы понять — взгляд этот был совсем не добрым.