— Ну как великомученикам. Почему нет? — пожал плечами Гурвин. — Если нельзя крест, поставим памятник. Представь, сидит пес и воет на луну. Красиво будет!

— Вот у тебя фантазия пашет, — восхитился Марков, — с такой головой тебе точно не в мэры идти надо. Ты, Григорий, мог бы гораздо дальше пойти.

— Нет уж, спасибо, — покачал головой Гурвин, — мне и поближе неплохо. Всегда надо знать, где остановиться. А то забредешь туда, откуда и дороги обратной нет.

— Я вот только со сторожем не очень понял, — Николай задумчиво теребил мочку уха, — ладно, собаки, а это, как ни крути… человек, — удивленно произнес он последнее слово.

— Ой, — голос Гурвина звучал насмешливо, — ой, как мы за ночь размякли. Вчера ты был не такой мягкосердечный, аж зубами скрипел, когда Ваню вспоминал. Что, в округе мало алкоголиков? Найдем такого, кому все равно помирать скоро. Чуть раньше, чуть позже — не велика разница.

— Не боишься, — Марков пристально рассматривал собеседника так, словно видел его впервые, — грех на душу брать? Когда-то ведь спросят. — Он устало закрыл глаза и тихо повторил: — За все спросят.

— Спросят, непременно, — ухмыльнулся Гурвин, — я сегодня обедал с Шубиным. Между делом поболтали немного.

— И что интересного? — как можно безразличнее спросил хозяин кабинета, однако от собеседника не ускользнули напряженные интонации в его голосе.

— А чего ты так заволновался, Коля? — Гурвин подался вперед и попытался заглянуть приятелю в глаза, — есть из-за чего?

— Эти опричники и без всякого «чего» человека схомутать могут, — угрюмо отозвался Николай, — а этот Шубин, помяни мое слово, гнилой насквозь. Думаешь, если ему деньги платишь, ты его купил? Ничего подобного, это он сам тебя купил, а теперь ждет, когда можно будет продать подороже, чтоб сразу бах — и новая звездочка на погоны.

— Он у меня на такой цепи сидит, — нервно отозвался Гурвин, — что если куда из лодки сигануть решит, то эта цепь его сразу на дно и утянет. Так что не драматизируй, не надо. А вот ты сам нервничаешь не без повода. И мне кажется, я этот повод знаю.

— Да неужто, — начал злиться Марков, — поделись сокровенным.

— Этот следователь, тот, который из области, думает, что кто-то специально совершил все убийства так, чтобы в итоге пришли к Ивану. А раз так, этот кто-то к Ивану неровно, я бы даже сказал, очень неровно дышит. И сейчас все местное управление занято тем, что составляет список тех, у кого с писателем были конфликты. Интересное занятие, верно? — Гурвин подмигнул собеседнику. — Только я тебе сам скажу, Николай, Иван, он ведь у нас неконфликтный товарищ, он ведь все больше отшельничает, редко, когда из своего гнезда выбирается. Так что список этот небольшой будет. Совсем небольшой — две, ну, максимум три фамилии.

— И моя будет в списке, — хрипло произнес Марков.

— Это вопрос или утверждение? — полюбопытствовал Гурвин. — Хотя не важно, в любом случае ответ один. Будет. Причем на первой строчке. Хотя почему я говорю в будущем времени? Все уже в настоящем.

На некоторое время в кабинете воцарилась многозначительная тишина.

— Только это еще не все, Николай, — лицо Гурвина сделалось совсем мрачным, — они ведь пошли дальше.

— Это куда? — Марков протянул руку к бокалу с недопитым виски. — Дальше вроде некуда.

— Они устанавливают, где были люди, попавшие в этот список, на момент убийств. Во всяком случае, пытаются установить, кто в эти дни покидал город.

Марков удивленно, несколько заторможенно, словно в замедленной съемке, рассматривал окровавленную руку, потом перевел взгляд на пол, усеянный мокрыми осколками. Гурвин удивленно смотрел на только что раздавившего в руке бокал приятеля.