— Савл. Он состоял на военной службе у назначенного Римом первосвященника Анании.

— Точно! И прежде, чем создать поэму о любви в послании к коринфянам, он возглавлял карательные экспедиции против первых христиан, обагряя руки их кровью. Это он внёс раскол в ряды сподвижников Иисуса. Это он оторвал Иисуса от своего народа, от Закона, которому тот служил, и от Его учения, создав религию веры в противовес гностическому Знанию.

— Вот и выходит, — сказал Лазарь, улыбаясь, — что фарисеи не только исказили иудаизм, но и в противовес ему построили новую религию для неевреев, где все беды исходили от иудеев и их еврейского бога.

— Какое глубокое проникновение. — Удивился Михаил.

— Комплексы детства — великая сила, — улыбнулся Лазарь, обнажив почерневшие от чифиря зубы.

— Значит, Лазарь, выбор сделан?

— Не знаю, — ответил он не сразу. — Одно определённо, что я не Павел, и никогда не был готов разделить с ним его чёрное дело. Курите? — спросил Лазарь, и Михаил кивнул.

— Хорошо. — Он открыл стеклянный шкаф и достал оттуда пробирку. «Спирт», — подумал Михаил, и новая волна тошноты от чифиря исказила его лицо. Но Петрович извлёк из пробирки стеклянную трубочку, горловина которой напоминала воронку. Он обдал крутым кипятком пластиковую пол-литровую бутылку из-под "колы", и она тут же сжалась, уменьшившись в размерах. Лазарь ткнул в бутылку горящий бычок, прожёг дырку, в которую вставил трубку, ещё пахнущую спиртом. Затем он наполнил бутылку водой, посмотрел на свет, слил лишнюю и поставил агрегат на стол.

— Вот, — сказал он, указывая на дело рук своих, — ингалятор. Процедуры назначаю немедленно.

Лазарь полез в ворох старых газет, извлёк оттуда пакетик и его содержимое засыпал в трубочку. Михаил с любопытством наблюдал за Лазарем, а тот щёлкнул зажигалкой бокового боя и по комнате распространился запах конопли. Вода в бутылке забулькала, как в настоящем кальяне, а Лазарь всё продолжал втягивать дым, наполнивший собою всю бутылку. Внезапно заряд кончился, и остатки огня с шипением влетели через воронку в воду, а весь дым в легкие. Несколько секунд Лазарь оставался неподвижен. Потом он выдохнул дым и произнёс:

«И между вдохом и выдохом нашим сокрыты все тайны…».

Михаил зачем-то оглянулся и решительно подошёл к «ингалятору». Он наполнил его так, как это сделал Лазарь, шёлкнул турбозажигалкой, и самоотверженно втянул воздух из горловины бутылки. Вода в бутылке забулькала, и дым, ворвавшийся в лёгкие, вызвал спазм, готовый обрушиться кашлем. И тут запал закончил гореть и со свистом влетел по трубочке в воду, а Михаилу показалось, что бутылка выстрелила, как стреляет пушка, и он принял этот залп на вдохе.

Он не помнил, когда выдохнул. Он не помнил уже ничего. Он попал в пресловутый Промежуток между вдохом и выдохом, о котором сказал Лазарь. Но описать его не сумел.

Кумран, или как его называли бедуины Город двух Лун, стоял у развилки дорог. Та дорога, что влево — вдоль Моря соли, вела к Иерусалиму. По той, что вправо, приходили караваны из самой Индии. Место было тихим и пустынным, не считая крепости, где нёс службу Иерусалимский гарнизон. Мало кто знал, что за стенами этой крепости находилась знаменитая Дамасская Пустошь — эзотерическая школа иудеев.

Вода в каменной пустыне была чудом. Она собиралась в период зимних дождей. И тех, кто сумел направить потоки воды из русла вади в хитроумную систему водоёмов, называли Мастерами. Отстоянная вода по акведуку попадала в город. Плотина, и весь комплекс каналов, были под охраной внутреннего гарнизона.

О жителях Пустоши поговаривали как о племени магов, вызвавших своим колдовством разрушительное землетрясение и сильный пожар. Город сильно пострадал. Но странное дело, община восстала из пепелища, упрямо не желая оставлять насиженное место. Город отстроили заново, обживая, точно готовя его для каких-то событий.

Солнце всходило со стороны Моря соли. Оно коснулось лучами массивных ворот крепости, отразилось в оконце высокой башни форпоста и заглянуло в пристройку. В гончарной мастерской, у бассейна с глиной, несколько человек сгружали тяжёлые мешки. В печах пылал огонь, обжигавший горшки и кувшины, а из вечного тумана прачечной доносились визгливые женские голоса. Утро в городе Двух Лун началось.

Наёмные работники покидали свои шатры, спеша на работу в крепость, а на базарной площади уже шла бойкая торговля. В два потока шли по каменистой дороге навьюченные ослы и верблюды. Один конец дороги упирался в горную гряду, а дугой — сливался с Иерусалимским большаком.

Пробуждалась и сама крепость. Её ворота отворялись, выпуская дозорный отряд и пропуская возы с зерном к закромам и мельницам. Первый бесплатный лоток с лепёшками прямо из пекарни. Его выкатили мальчишки-подмастерья. Народ с базарной площади кинулся к лотку, и вмиг всё расхватал.

Из трубы кузницы вырывался едкий дым плавильной печи. Ветер уносил его, забивая запахом свежего навоза.