– Я не могу запретить тебе, Иешуа, войти в Храм, в город, но я запрещаю тебе возмущать народ лживыми словами о добре и милосердии. Понял ли ты меня, Иешуа?

– Да, Каиафа,

И это обращение тоже не понравилось первосвященнику. Но он довольный тем, что учитель, убоявшись его грозного вида и резких слов, подошёл к Иешуа и отеческим жестом возложил ему на голову руку, укрощая себя, добродушно сказал:

– Я говорю часто с Богом. И вот его слова: успокой народ, Иешуа, иначе он будет перебит римлянами.

На это учитель ответил:

– Мои слова, Каиафа, не возмущают народ.

Изумлённый первосвященник отступил назад и всплеснул руками.

– А что же они творят?!

– Мир, спокойствие, любовь.

– А известно ли тебе, лжемессия…

– Остановись, Каиафа, – строго глянув в глаза владыке, перебил его Иешуа. – Я не Мессия.

– Известно ли тебе, человек, что два дня назад толпа черни с твоим именем на устах забросала камнями римских солдат. И солдаты вошли в город и перебили сотни и сотни людей.

– Да, я знаю об этом, – с глубоким вздохом ответил учитель, но иудеи поступили так потому, что не ведали моих слов.

Каиафа пренебрежительно махнул рукой.

– Твои слова – это бунт. Они возмутили всю Галилею. Люди не хотят платить налоги Риму, бросают дома и землю. Мерзавец, мне плевать на то, что ты не соблюдаешь субботу, пьянствуешь. Я готов отпустить тебе любые грехи, но ты посягаешь на мою власть!

Каиафа, сказав последнюю фразу, поперхнулся воздухом, багровея лицом, застонал от сознания того, что его благополучие зависело от поведения этого ничтожества. От страшного унижения первосвященник ослабел ногами и торопливо сжал стойку беседки. По его щекам скатились крупные капли слёз.

– Ты должен молчать, а за это я дам тебе славу – если не можешь без неё – и деньги. Проси.

– Отпусти меня, Каиафа, – тихо ответил учитель, виновато глядя себе под ноги.

Он видел и чутко ощущал душевную боль первосвященника и жалел его за его страдания и готов был сам заплакать – ведь перед ним стоял человек и брат.

Каиафа простёр к Иешуа умоляющим, отчаянным жестом руку и тут же с проклятьем на устах, похожем на рычание зверя, принял её назад и ненавидяще уставился на учителя.