Как практически все английские рок-группы первого поколения, Kinks воспитывались на американском блюзе и ритм-энд-блюзе. Еще в самом первом школьном составе, когда они были даже еще не Kinks, а составленный вместе с братом Дейвом Ray Davies Quintet, в качестве вокалиста с ними пару раз выступал тогда еще безраздельно одержимый блюзом Род Стюарт.
В 1962 году, когда Рэй Дэвис был уже студентом, к нему в арт-колледж приехал выступать тогда главный блюзовый состав Британии – Alexis Korner’s Blues Incorporated. 18-летний Рэй осмелился попросить звезду о помощи, благодаря чему будущие Kinks попали в самое сердце блюзовой и джазовой сцены Лондона. Но если шедшие в это же время примерно по такому же пути Rolling Stones так и остались вплоть до сегодняшнего дня верны воспринятой из Америки блюзовой традиции, то Kinks вошли в историю рок-музыки как самое чистое, явственное и незамутненное воплощение «английскости». Даже Beatles, вовсю черпавшие вдохновение и в английской народной песне, и в английском мюзик-холле, и в английской комедии, просто в силу широты своего культурного охвата не воспринимаются столь однозначно. У Kinks же, если не считать самых первых, еще блюзово-рок-н-ролльных хитов типа “You Really Got Me”, куда ни кинь – повсюду архетипические английские образы, сцены, герои и темы.
Отчасти эта приверженность родным берегам была невольной. После турне по США в середине 1965 года Американская федерация музыкантов – могущественный профсоюз, без согласия которого ни один иностранный артист не мог профессионально работать на территории Соединенных Штатов – на четыре года отказала группе в разрешении выступать в стране. Тогда ни Федерация, ни сами Kinks о причинах запрета не распространялись. Много позже Рэй Дэвис в автобиографии рассказал об инциденте, произошедшем во время записи их выступления на одном из американских телеканалов: «Какой-то парень, представившийся работником канала, подошел и обвинил нас в опоздании. Затем стал всячески поносить всех британцев скопом: «Они думают, что если у Beatles тут получилось, то любой прыщавый английский волосатик может приехать сюда и сделать себе здесь карьеру». За что он получил по морде, а Kinks оказались под запретом.
Четыре года запрета пришлись на самый разгар «британского вторжения», когда английские группы пользовались в Америке огромной популярностью. И в то время, когда те же Stones, Animals и многие другие «завоеватели» колесили по огромной стране и, как губка, впитывали в себя всю столь важную для них корневую американскую музыку – блюз, ритм-энд-блюз, блюграсс, соул, кантри и тому подобное, – Kinks оставались дома и варились в собственном английском соку. Вынужденная оторванность от заимствованных музыкальных корней помогла Дэвису приблизиться к корням собственным, которые, как выяснилось, были у него невероятно глубоки и прочны. Именно этот период изоляции от американских влияний стал для Kinks самым продуктивным и породил их лучшие, составившие славу группы подлинно английские песни.
«Меня всегда связывают с Англией и с ее духом», – со смесью смущения и гордости признавался Рэй Дэвис как-то в интервью. Его «английскость» – неоднозначная и не примитивная. В ней нет бьющего себя в грудь островного ура-патриотизма, как нет и характерного для многих в Британии чувства превосходства. Она пронизана настоящей любовью к своей стране, ко всем кажущимся порой противоречащими друг другу ее проявлениям. Дэвис вырос в пригороде Лондона Muswell Hill, месте, где город сливается с деревней. Поэтому, наверное, в равной степени программными для Kinks можно считать и “Village Green Preservation Society” – гимн патриархальным английским деревушкам с их пабами, клубничным вареньем, крестом Святого Георгия и фарфоровой посудой. И “Dedicated Follower of Fashion” – иронично-восхищенное описание лондонского модника, прямого потомка денди и английских эксцентриков викторианской эпохи. Он фланирует по бутикам Риджент-стрит, Лестер-сквер и Карнаби-стрит, меняет полосатый костюм на костюм в горошек, порхает между дискотеками и вечеринками, и, так же как и его предшественники из прошлого века, характерен для своей эпохи – «свингующего Лондона» середины 1960-х. “Sunny Afternoon” – типично английская идиллическая картинка летнего воскресного пикника в парке – и по сей день неизменный музыкальный аккомпанемент никуда не девшихся летних воскресных ярмарок. Ну и, конечно, Arthur (Or the Decline and Fall of the British Empire) – концептуальный альбом, не имеющий ничего общего с мифическим Артуром и его рыцарями Круглого стола, но воссоздающий, в полном соответствии с названием, поэтически-музыкальное ощущение от «заката и падения Британской империи» в ХХ веке. Через простую семейную историю – эмигрировавшей в Австралию сестры Рэя и Дейва Роуз и ее мужа Артура – Дэвис с грустной иронией, беспощадной сатирой и неизбывным теплом создает эпитафию былому величию своей родины.
Но даже на этом богатом фоне выделяется, наверное, самая знаменитая, самая английская, самая лондонская песня Kinks – “Waterloo Sunset”.
Мост Ватерлоо, перекинутый через Темзу от улицы Стрэнд и Ковент-гардена на севере до вокзала Ватерлоо на юге, и без Kinks от недостатка внимания людей творческих не страдал. В 1903 году его запечатлел подолгу живший в Лондоне и обожавший столь подходящие для импрессионизма туманные городские пейзажи Клод Моне. В 1930 году Роберт Шервуд написал пьесу «Мост Ватерлоо», удостоенную трех (!) экранизаций – в 1931-м, 1940-м и 1956-м годах. Самая знаменитая из них – 1940 года – должна была стать пиком творческого и романтического союза двух самых ярких звезд британского кино и театра – великой Вивьен Ли, находившейся тогда в зените мировой славы после «Унесенных ветром», и ее не менее великого партнера и возлюбленного Лоуренса Оливье. Помешало их единению на мосту Ватерлоо упрямство голливудских продюсеров, не пожелавших освободить Оливье от каких-то иных контрактных обязательств.
Интересно, что герои песни – романтическая пара Терри и Джули, каждую пятницу встречающиеся на вокзале Ватерлоо и, взявшись за руки, бредущие через мост, – тоже во всеобщем сознании долго считались парой кинозвезд. Британские актеры Теренс Стамп и Джули Кристи (на вершине своей мировой славы после роли Лары в «Докторе Живаго») сыграли главные роли в вышедшей в том же 1967 году, что и песня Kinks, сделанной Джоном Шлезингером романтической экранизации романа Томаса Харди «Вдали от обезумевшей толпы». Версия эта настолько пришлась по вкусу и поклонникам популярного фильма, и фанатам Kinks, что и те и другие отказывались принимать во внимание и хронологическую несостыковку – сингл “Waterloo Sunset” вышел в свет в мае, а фильм – только в октябре, и настойчивые опровержения самого Рэя Дэвиса. В автобиографии он признавался, что на самом деле имел в виду свою сестру Роуз – ту самую, чей отъезд в Австралию вместе с мужем Артуром вдохновил альбом Arthur (Or the Decline and Fall of the British Empire).
Вообще вокруг истории Waterloo Sunset немало путаницы и противоречий. Самое любопытное из них состоит, пожалуй, в том, что самая лондонская песня коренного и всю жизнь неизменно преданного своему городу лондонца изначально должна была быть посвящена… Ливерпулю и называлась “Liverpool Sunset”. Дэвис обожал «мерсибит» – музыку ранних ливерпульских групп начала 1960-х и хотел таким образом выразить городу свое признание. Однако после выхода в феврале 1967-го воспевающих родной Ливерпуль битловских “Strawberry Fields Forever” и “Penny Lane” он понял, что лучше все же каждому писать о том, что он знает.
Мост Ватерлоо, хоть он и находится через полгорода от родного ему севера Лондона, Дэвис хорошо знал и любил. В 1951 году родители регулярно привозили его, семилетнего мальчишку, сюда, на южный берег Темзы, рядом с вокзалом Ватерлоо и только что построенным величественным Royal Festival Hall, на так называемый «Фестиваль Британии» – первый грандиозный послевоенный праздник посреди лежавшего еще по большей части в руинах города, призванный стать торжеством всего британского, от славной многовековой истории и культуры до новейших социальных достижений в виде создания бесплатной системы здравоохранения и строительства доступного жилья для рабочего класса и до работ мастеров ремесел и современных художников.
Еще через несколько лет, 13-летним подростком Рэй на несколько месяцев попал в больницу, в расположенный тут же, неподалеку, госпиталь Святого Томаса, из окон которого он – цитирую песню – любовался «
А еще через несколько лет, 18-летним студентом, он каждое утро переезжал через мост к вокзалу Ватерлоо, откуда садился на поезд и ехал в свой арт-колледж в Кройдоне.
«Мост постоянно возникает в моей жизни, он крепко и необратимо засел у меня в памяти», – говорит Дэвис.
“Waterloo Sunset” – созерцательная, меланхоличная рефлексия странника, бредущего по мосту и размышляющего об одиночестве и рае в лучах заката над мостом Ватерлоо.
Прекрасно сказал о песне певец и музыкант Дэн Гиллеспи из группы The Feeling: «Песня романтизирует обыденность. Англичане – нация сдержанная, и эта сдержанность, даже стеснительность могут быть невероятно очаровательными: такой непрямой, окольный способ выражения эмоций, который и является самым реалистичным в искусстве песни. “Waterloo Sunset” – песня не о модном городе, она об оказавшемся в Лондоне мальчике из пригорода. Она вся пронизана меланхолией: Дэвис описывает момент, ускользающий прямо на глазах. Здесь нет никакого гламурного блеска, это черно-белая, зернистая версия «свингующего Лондона». От Карнаби-стрит до вокзала Ватерлоо – долгий путь».
Пит Таунсенд из The Who, в своем собственном творчестве не очень склонный к мечтательной созерцательной меланхолии, считает “Waterloo Sunset” шедевром и иначе как о «божественной» о песне не говорит.
Для самого Дэвиса песня была настолько интимной и личной, что поначалу он не хотел ее даже выпускать.
«Собралась вся семья – из Австралии приехала сестра с племянницей Джеки и еще несколько моих племянников – и мы беспрестанно, раз двадцать подряд, ставили на проигрыватель пробный оттиск с записью», – рассказал Дэвис в одном из недавних интервью. «Это для нас, – говорил он родным, – и выпускать ее я не хочу. Хочу, чтобы она оставалась нашей». Вот каким непрозорливым бизнесменом я был»
Неважно, каким Дэвис был бизнесменом, он был великолепным мелодистом и тонким, проникновенным поэтом, оставившим один из самых значимых культурных памятников и родному городу, и своей эпохе.
«В песне есть цельность, она законченный продукт, и это важно, именно это придает ей ощущение свежести и невинности, – говорил много лет спустя о своем шедевре сам Рэй Дэвис. – Ее не было бы без прекрасной гитарной партии моего брата, и я тщательно старался добиться в ней совершенства. Она довольно проста, и вокал не выдающийся, но в процессе сведения я подходил к ней как к картине, так это и получилось. Это как мимолетный сон, мелькнувший в сознании и тут же исчезнувший».