В годы войны председатель Государственной думы превратился в покровителя самой радикальной оппозиции. Он позволял ее представителям произносить с думской трибуны прямо антигосударственные речи, вычеркивая из протокола заседаний фразы, могущие послужить основанием для лишения революционеров депутатских полномочий. После скандальной речи Керенского, в которой тот ни много ни мало как призвал к цареубийству, Родзянко распорядился этих слов не фиксировать, выводя подстрекателя из-под удара. Когда премьер-министр Голицын обратился к Родзянко «с покорнейшею просьбою не отказать в распоряжении о доставлении»… «подлинной, без цензурных пропусков, стенограммы упомянутой речи», Родзянко резко и в оскорбительном тоне отказал[144].
Ну и, наконец, решающую роль в февральских событиях сыграло то, что у историков этого периода принято называть «предательством генерал-адъютантов». Без них, самых высших армейских чинов Империи, переворот не мог бы произойти. И здесь первым в кругу действующих лиц стоит генерал-адъютант Михаил Васильевич Алексеев. Сын солдата, выслужившего офицерское звание, Алексеев сделал блестящую военную карьеру и в августе 1915 года был назначен начальником штаба Верховного главнокомандующего. Это был акт высокого доверия со стороны Императора, который так характеризовал своего помощника: «Добросовестный, умный и скромный человек, и какой работник!»[145] Нравился генерал и Императрице, именовавшей его «славным»[146].
Однако вскоре симпатии царственной четы подверглись испытаниям. Алексеев стал проявлять и политические амбиции. Он демонстративно публично подчеркивал свою антипатию к Императрице. В те дни, когда она прибывала в Ставку, генерал демонстративно отказывался от приглашений к императорскому столу[147].
Заняв высокий пост, Михаил Васильевич вступил в переписку с Гучковым, постоянно настраивавшим генерала против власти. «Его Величество изволил указать Алексееву на недопустимость такого рода переписки с человеком, заведомо относящимся с полной ненавистью к монархии и династии»[148], – вспоминал премьер-министр Штюрмер. В ответ на прямой вопрос об этих письмах Алексеев солгал в глаза своему Верховному главнокомандующему, заявив, что такой переписки никогда не вел.
Чтобы уравновесить влияние Алексеева в штаб Верховного главнокомандующего был назначен безусловно верный престолу генерал Иванов, однако Алексеев добился увольнения конкурента, а затем солгал Иванову, доверительно сообщив, что того отчислили из Ставки по требованию Распутина[149]. Именно участие Алексеева как человека, стоявшего на вершине пирамиды военного управления, обеспечило успех переворота.
Фигура генерала Михаила Васильевича Алексеева по-настоящему трагична. Безусловно талантливый военачальник, искренний патриот России, он был захвачен смертоносным вихрем русской смуты и не смог принять абсолютно простое и единственно чистое и правильное решение – оставаться до конца верным присяге. В результате генерал Алексеев, как и его сподвижники командующие фронтами, оказался в стане тех, кто принудили Императора к отречению. Буквально на следующий день Михаил Васильевич в этом горько раскаялся. Первый среди впоследствии посыпавших свои седые головы пеплом главнокомандующих.
Не нам сегодня их судить! Но нам получать от них пусть беспощадные, но жизненно важные уроки.
…У замечательного поэта Леонида Дербенева есть такие глубокие строчки в простой песенке:
Среди творцов революции было множество самых известных в то время персонажей, о которых мы не говорим подробно лишь за недостатком времени. Чего стоят только многочисленные мильонщики-староверы, купцы и промышленники! Набожные церковные начетчики, они ничтоже сумняшеся передавали в руки открытых воинствующих безбожников огромные суммы на дело революции. Они субсидировали целые террористические партии, в программах которых стояла задача уничтожения частной собственности. Ненависть к режиму перевешивала и благоразумие, и благочестие, и даже купеческую жадность.
Но в чем же были причины того, что Император так медлил с решительным пресечением деятельности многочисленных заговорщиков? Этот вопрос и сегодня остается для нас вопиющим. Незадолго до февральских событий на него ответил сам Николай II в беседе с близкими ему людьми – губернатором Могилева Александром Ивановичем Пильцем и председателем Госсовета Иваном Григорьевичем Щегловитовым. Они задали Императору упомянутый нами вопрос, который тогда был в головах у всех преданных трону и России людей. Николай II объяснил свою позицию: в военное время, накануне пока лишь готовящегося нашего наступления, нельзя прибегать к жестким, резким движениям, которые неизбежно потрясут и без того взбудораженное общество. Но весной-летом после грядущих и несомненных побед русского оружия, когда будут наконец освобождены окупированные территории Российской империи и война перейдет на территорию противника, вот тогда, на этом подъеме придет время решительно привести в порядок общественную жизнь.
К сожалению, Император Николай Александрович ошибся. Заговорщики опередили его. А Государь просто не мог представить, что на путь предательства встанут те самые военачальники, которых он взращивал, с которыми бок о бок почти два года воевал против врага, вел к ответственным и высоким задачам ради России.
III
Обезглавленная столица
14 февраля 1917 года открылась очередная сессия Думы. Депутаты, как водится, гремели с кафедры о бездарности правительства. Мало кому пока известный представитель от «трудовой группы», бывший эсер Керенский заявил, что «страна в хаосе», а главным врагом России является царизм. С думской трибуны прозвучал открытый призыв к свержению власти. Но и тут ораторам все сошло с рук…
В этой тревожной обстановке 22 февраля Император неожиданно уезжает из столицы в Ставку в Могилев. На немедленном прибытии Царя в личном телефонном разговоре категорически настоял начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев. Историки не нашли веских причин для столь спешного вызова Императора из столицы: на фронте и на военных производствах подготовка к весенне-летнему наступлению продолжалась интенсивно, но в штатном порядке. Исходя из дальнейших событий становится очевидным, что вызов Императора в Могилев имел лишь одну цель: удалить Николая II из Петрограда, чтобы накануне переворота лишить столицу и страну управления.