Глава 2

Год Металлической Обезьяны

1980 год запомнился советским людям как-то не очень радостно, несмотря на московскую Олимпиаду с ее Мишкой. Какой-то непредсказуемый, зыбкий, обманчивый был год. Одним словом, настоящий год Металлической Обезьяны.

В те годы — по смешному, а может, грустному совпадению, когда Хрущёв обещал нашей стране быстрое построение коммунизма, — советские дамы начали увлекаться гороскопами. Разумеется, гороскопы не публиковались ни в одной советской газете. Их считали ненаучным мракобесием. Но в продажу в Москве поступало по нескольку экземпляров газет и журналов из западных стран. В газетных киосках продавались, например, журналы из ПНР (Польской Народной Республики), такие как «Урода» («Красота») и «Кобета и жиче» («Женщина и жизнь»), в которых гороскопы были. Советские дамы покупали и читали вечерами эти польские журналы, благо польско-русские словари стоили копейки.

С гороскопами автора этих строк познакомила очень интересная женщина, литературный секретарь «Комсомольской правды» Ираида Федоровна Муравьёва. Когда-то меня, второкурсницу, представил ей руководитель моей студенческой практики Ким Смирнов, много рассказавший мне об Ире, пока мы с ним шли по длинному коридору 6-го этажа в секретариат:

— Это удивительный человек, Таня, один из самых начитанных и эрудированных в редакции. И если Ира будет править твои материалы и объяснять, почему меняет твое слово на более подходящее по контексту, то есть учить тебя, не возражай: она продемонстрирует тебе редкостное, ты уж мне поверь, знание тонкостей русского языка.

Тут следует пояснить, какова была система чтения и правки перед публикацией материалов сотрудников «Комсомольской правды» в те годы.

Любое произведение корреспондента читал, правил и подписывал сначала заведующий отделом, затем редактор отдела (член редколлегии), потом один из заместителей ответственного секретаря, назову лишь некоторых из них: Рафаил Депсамес, Софья Фингер, Ерванд Григорянц, Виктор Сагидов, Галина Янчук, Кира Лаврова, Михаил Палиевский и другие. Последними прочитывали статьи и заметки и засылали их в набор литературные секретари, в том числе Ираида Муравьёва, Софья Старцева, Галина Старостина, и это свидетельствовало о громадном значении стиля в языке «Комсомольской правды».

После набора на линотипе гранки — длинные узкие полоски бумаги с оттисками статей прочитывались двумя сотрудниками корректуры: читчиком и подчитчиком. Если принималось решение о материале — «В номер!», его читали дежурящий в этот день член редколлегии и ведущий — зам. главного редактора. Корректура вычитывала каждую газетную полосу по нескольку раз; как правило, весь номер в день верстки прочитывал сам главный редактор; читали и чужие — цензоры. Самым последним из своих прочитывал от корки до корки свежую газету-«сигнал» — пробный оттиск завтрашнего номера — сотрудник, загодя назначенный быть «свежей головой». Назавтра он о номере докладывал на планерке; если вечером замечал в «сигнале» грубейшую ошибку, полосу «били», т. е. всеми возможными способами исправляли нелепость. «Свежей голове» в день верстки газеты работать днем в редакции или быть на задании запрещалось: взор его должен был быть абсолютно свеж.

Сколько это пар глаз? Десять? Больше? Опубликоваться в «Комсомольской правде» было трудно.

Мы подружились с Ирой Муравьёвой, хотя и остались навсегда на «вы». Через несколько лет, когда я, уже собкор «Комсомолки», приезжала на совещания из Куйбышева в Москву, мы с ней вечерами, после всех деловых встреч в Голубом зале редакции, долго секретничали по поводу гороскопов — не всё же о соцсоревновании песни слагать!

Именно тогда Ираида Федоровна мне и сказала, что в наступающий год Металлической Обезьяны — 1980-й — лучше всё-таки быть осторожней и в ссорах с мужем, и в контактах с редакцией, и вообще всего остерегаться: лукавый год. К тому же он високосный, в нем присутствует 29 февраля.

Теперь, с высоты прожитых лет, 1980-й видится годом со своим особым названием. В начале 1970-х годов партия придумывала лозунги по поводу каждого года текущей пятилетки: «Пятилетка: год определяющий», «Пятилетка: год решающий», «Пятилетка: год завершающий»… Если воспользоваться той формулой партийных пропагандистов, то восьмидесятый сейчас выглядит годом, по крайней мере, «предупреждающим» — жестко и недвусмысленно.

В том году из Афганистана полетели первые «Черные тюльпаны» — первые самолеты с телами убитых на афганской войне советских мальчиков. Совсем юных, потому и написалось: мальчиков. Эта правда казалась невозможной. Немыслимой. Чтобы через треть века после Великой Отечественной войны снова началась война, причем абсолютно непонятная, ненужная, чужая, в которой принимали участие, по выражению Инны Руденко, дети не воевавших отцов?!..