Я был рад ближе познакомиться с ним. Селезнёв был очень оптимистичным человеком. Он создавал жизнерадостную атмосферу, некий живой климат, где бы ни находился. Подспудно я в нем ощущал очень ценное человеческое качество — его глубокую порядочность. В нашей комсомольской работе, работе с людьми, это было видно сразу. Геннадий Николаевич был чист с точки зрения нравственности. А как работник — умел выделить главное, чего, по сути дела, многие люди вообще не умеют делать. Геннадий Николаевич — умел. И при этом так убежденно об этом главном говорил, что все это принимали. Как известно, ум — это умение видеть главное. Селезнёв был природно умным человеком. Это прослеживается всюду, где бы он ни работал».
Шел «предупреждающий», сложный 1980 год. Уже в ЦК ВЛКСМ эти умные, всезнающие, прошедшие бесконечные собеседования и совещания ребята, не вылезавшие из командировок по всему Союзу, лучше других понимали, что страна заходит «с этим „Афганом“» куда-то не туда.
В ту пору в странах социалистического блока наблюдались разнообразные процессы. Самой преданной «родной социалистической идее» оказалась ГДР, т. е. Германская Демократическая Республика (а вовсе не СССР), что было подтверждено впоследствии болезненным для многих восточных немцев молниеносным «горбачёвским» воссоединением Германии. В Чехословакии после событий 1968 года ежовые рукавицы «народной власти» действовали жестче, чем в других странах Варшавского договора. В Польше, напротив, Польская объединенная рабочая партия ничего не могла поделать с вечным шляхетским желанием спорить; впрочем, вождем будущих побед на антисоциалистическом фронте вскоре стал вовсе не шляхтич, а волевой пролетарий, убежденный католик, электрик Гданьской судоверфи Лех Валенса. Именно он в 1980 году создал свободный, не связанный с государством профсоюз «Солидарность».
Вся социалистическая система Восточной Европы, включая и некоторую, впрочем, весьма незначительную, часть граждан СССР, в начале 1980-х годов оказалась «чревата», т. е. в переводе со старорусского «беременна», бунтом. Просто поляки начали первыми.
Глава 6
С Новым годом! С новым главным!
После окончания традиционного и, как всегда, смешного капустника, который проводится в «Комсомольской правде» за несколько дней до Нового года, редакция столь же традиционно разбрелась по кабинетам провожать старый — странный, с Олимпиадой, Валенсой и «Афганом» — 1980 год. Принесли с собой из Голубого зала оставшуюся закуску и свои недопитые стаканы с шампанским.
— И вдруг распахнулась дверь, — вспоминает Елена Липатова, — и кто-то крикнул:
— У нас новый главный редактор, поздравляю!
— Кто?! — завопил уже веселенький коллектив.
— Некто Селезнёв Геннадий Николаевич! — сказал вошедший.
— …И тут он меня достал, — заявил один мгновенно отрезвевший член компании. (Этот человек, исследователь и писатель, уже в наши дни, после ухода Селезнёва из жизни, оказался одним из трех, кто отказал мне в интервью о Геннадии Николаевиче, поэтому назовем его просто Недовольный; их нашлось немного — недовольных — на фоне множества людей, по-прежнему относящихся к Г. Н. Селезнёву с глубокой симпатией.)
Стали Недовольного расспрашивать. Он тут же сообщил, что Селезнёв окончил ПТУ (!), что пришел в «Смену» руководить из обкома комсомола (!) после окончания заочного отделения (!)
факультета журналистики, а не дневного, как все добрые люди, и вообще не зная практической журналистики…
— Всего-то? — прервали лояльные ко всему на свете москвичи. — Но ведь руководил! «Смена», между прочим, — нормальная газета. А лет ему сколько?
— Да моложе меня! Тридцать три.
Ахнули. Уж если ЦК комсомола, известный своей крайней осторожностью (а ведь за ним вне всяких сомнений стоял «большой» ЦК), ставит руководить «Комсомолкой» человека в таком молодом возрасте, значит, этот человек чего-то стоит! На том и порешили.
Как показали дальнейшие события, и «временный коллектив» журналистов, провожавших вместе старый год и готовившихся к Новому, и оба ЦК оказались абсолютно правы. Селезнёв дорогого стоил.
Глава 7
Адрес надежды