Да и вообще, скажите на милость, можно ли переломить судьбу, стараться исправить, изменить ее к лучшему? Конечно, просто необходимо, ведь все мы несовершенны, такими мы созданы изначально, а потому хочется, чтобы судьба была к нам более благосклонна, чем бывает в жизни. Hо вот осуществимо ли это?.. Может, и в самом деле следует сменить имя, а то и фамилию, как это делают некоторые, когда считают, что это поможет? Вот, говорят, был простой человек, правда, классный летчик, по фамилии Крысов или что-то в этом роде, а когда женился, взял фамилию жены, более благозвучную, хотя и весьма экзотическую; так теперь его весь мир знает, потому что в космос он летал уже под этой новой экзотической фамилией, причем летал не один раз, и ему не один памятник стоит в разных местах, в том числе и в заграничном ныне Ташкенте… Может, и врут про эту историю, может, и не было ничего такого, да только человека по фамилии Крысов в космос все-таки, скорее всего, не отправили бы; в крайнем случае отправили бы, может быть, только раз, а не несколько, и дважды Героя Союза не дали бы, потому что какой же дважды Герой с такой неблагозвучной фамилией?.. Впрочем, мало ли бывает подобных случаев, когда человек добивается чего-нибудь только если менит имя или фамилию, как наш знаменитый разведчик и диверсант времен Великой Отечественной войны Кузнецов, который на самом деле был Никанором, но которому это имя совсем не нравилось и потому незадолго до войны он сменил его на имя Николай и прославился именно под этим именем, а также как обер-лейтенант Пауль Зиберт, под личиной которого Кузнецов действовал в небольшом городке Ровно, навесть по какой причине назначенном гитлеровцами столицей Украины… Или вот еще, более наглядно. Отрок Варфоломей, который неизвестно, достиг бы в жизни чего-нибудь выдающегося, оставаясь Варфоломеем, но приняв имя Сергий, к этомй святому для каждого русского человека имени получил прозвище Радонежский и сумел убедить сдрейфившего после поражения на реке Пьяне московского князя Димитрия собрать рать, пойти на Куликово поле, накостылять Мамаю и стать-таки Донским, подставив, однако, под татарские стрелы и сабли верного Бренка…
А тут наградила тебя мамашка таким сочетанием имени, фамилии и отчества, что хоть ты тресни, а ничего доказать никому не можешь и только всюду подколки да подначки слышишь от своих товарищей, которые, как будто бы относятся к тебе неплохо, но только обязательно стараются при случае, особенно когда поддадут маненько, подкузьмить, видя, как ты болезненно реагируешь на все эти плоские попытки пошутить. Ну в самом деле — Жерар Борисович Моисеев. Кошмар, да и только. Особенно упражняется в своем юморе, или в том, что он понимает под юмором, Толик Славкин, который все допытывается, каким же это образом у певца Бориса Моисеева может вдруг появиться маленький «жерарчик» или ты, мол, из чего-нибудь клонирован?.. Жерар тогда бросился на «юмориста», чуть в морду ему не заехал, благо, ребята растащили. Серега Абрамов Славкину выговорил, да так, что тот потом долго извинялся… Только единственное, что изменилось с тех пор, это то, что шутки стали тоньше… Ладно, еще при знакомстве можно представиться Жориком или эдак солидно, басом, произнести — Жерар, будто бы ты что-то значительное собой представляешь, но Жерар Борисович Моисеев — это, бесспорно, перебор.
Одно утешает: не он один оказался в подобном положении. Был такой футболист Вильям Похлебкин, есть профессор Джон Иванов, в Средней Азии в свое время служил политработник Александр Наполеонович Шилов, действует мастер захвата преступников высочайшего класса с отчеством Гениевич… А можно еще вспомнить, что некогда в ходу были такие имена, как Вилор (Владимир Ильич Ленин — Октябрьская революция), Мэлис (Маркс, Энгельс, Ленин, Иосиф Сталин), не говоря уже о Даздравперме (Да здравствует Первое Мая!)… Так что Жерар Моисеев, быть может, еще и не так плохо… Да и дело ведь не в фамилии Моисеев — хотя бы потому, что есть профессор Никита Моисеев, автор мудрой книги "Человек и ноосфера" — речь идет об идиотском имени Жерар.
— Приехали! — вырвал Жерара из мрачных раздумий голос водителя.
Моисеев встрепенулся, коротко встряхнул головой, будто после дремы. Огляделся.
Машина стояла на выложенной бетонными, кое-где слегка выщербленными, плитами лесной дороге. С обеих сторон ее тесно сжимал подступивший к самой обочине лес. Впереди дорогу перетягивала «спартаковской» — красно-белой — расцветки лента. За ней деловито прохаживались люди в милицейской форме и без оной — что-то записывали, профессионально замеряли расстояния… Рутина, которую Жерар, несмотря на молодость, успел до глубины души возненавидеть. И в то же время он понимал, что чаще всего именно от этих рутинных действий зависит львиная доля успеха расследования. Отыщется какая-нибудь важная деталька — или же на нее не обратят внимания…
Жерар вышел из машины, зашагал к бело-красной ленте. Ему навстречу лениво направился милиционер в форменной рубашке, расстегнутой гораздо ниже допустимого; его засаленный погон с неровно, вразнобой, приколотыми металлическими лычками доминался ремнем небрежно свисающего с плеча автомата. Однако по мере того как к нему приближался приехавший, сержант, нутром учуяв начальство, подобрался, перебросил автомат на левое плечо, козырнул небрежно, но деловито.
— Сержант Баскаков, пэпээс района.
Жерар решил не акцентировать внимания на том, что если на плече автомат, то козырять не положено. Равно и перевешивать его на левое плечо… В конце концов, пусть такими разъяснениями занимаются его непосредственные начальники.
— Капитан Моисеев, уголовный розыск области.
На лице сержанта на мгновение отразилось колебание. Потом он решился.
— Простите, товарищ капитан, разрешите взглянуть на ваше удостоверение.
Ну вот, и эта шишка на ровном месте качает права… Конечно, он имеет на это право, даже обязан проверить документы у приехавшего, потому что мало ли кто мог приехать и представиться следователем или еще кем бы то ни было. Да только если тебя что-нибудь раздражает, так уж тут ты хоть как угодно пытайся себя сдержать, а выводить из себя будет любой пустяк… Ну да раздражен ты или нет, а «корочку» предъявить все равно надо.
Пока сержант тщательно, шевеля губами, читал записи в удостоверении, к ним подошел человек в штатском, седой и морщинистый, из тех, кто ждет пенсию с двойной тоской: с одной стороны, он не представляет себе жизни без этих напряженных будней и небольших благ районного масштаба, которые эта должность дает и которых, благ, он сразу лишится, стоит только выйти в запас, тогда и жить придется на голую пенсию; а с другой, он никак не может «въехать» в нынешнюю, столь не похожую на ту, в которую начинал службу, жизнь, которая едва ли не ежедневно подкидывает такие «вводные», которые в былые благословенные времена случались не чаще, чем раз в год.
В силу своего опыта он не стал требовать, чтобы приехавший предъявил документы. Он знал, что они этого не любят. Тем более, что Баскаков уже проверил "корочку".
— Подполковник… — фамилию Жерар не расслышал, но переспрашивать не стал — потом можно уточнить. — Начальник райотдела.
— Моисеев, — представился приехавший. — Здравствуйте. Простите, как вас по имени-отчеству?
— Андрей Васильевич, — отозвался начальник. — Прошу вас, — указал он в сторону своих сотрудников, которые — кто благожелательно, а кто с мало скрываемой неприязнью — косились на Моисеева.
Жерар принял из рук сержанта свою «корочку», сунул в карман и поднырнул под ленту.
— Ну, что тут у вас? — спросил он у седого, цепко оглядывая открывшуюся картину.