Мы сняли квартиру в Бутове у железной дороги, подальше от всех. У меня были сутки, чтобы перевезти туда копировальный аппарат. Потом я переодела синеватое тело в джинсовку и свитер Гаркунова, закатила кушетку в фургон, со всех сторон обложила репринта льдом. Пока ехала, все казалось, что он просыпается. Чудились прикосновения к шее холодной руки.

Рисковала ли я? Конечно. Если бы меня остановили, обвинения в убийстве сложно было бы избежать. Но ничего подобного не случилось. Добралась вовремя и была в условленной точке среди елового леса глубокой ночью в конце октября. Бледный Михаил Тихонович, кутаясь в немецкое пальтьецо, ходил взад-вперед между мохнатыми стволами. Мы разложили репринта у разбитой «Волги», позвонили в полицию, и только после этого Гаркунов признался, что не до конца уверен в том, правильно ли поступает.

В Архангельске Михаил Тихонович снял на мое имя люкс в гостинице «Пур-Наволок». Я никогда не видела подобной роскоши – все белое, ковры, золоченая кровать, джакузи с радио. Гаркунов заказывал в номер вино и дорогие французские сыры, трюфеля и фуа-гра, все, чего я раньше не пробовала. Водил на ужины в гостиничный ресторан с видом на Двину. Произносил тосты и благодарил за то, что я для него сделала. Пока мы экспериментировали с режимами гидромассажа просторной джакузи, делился дорогими сердцу воспоминаниями. Рассказывал, почему стал ветеринаром. Его завораживало биологическое многообразие мира, в котором кроются невероятные возможности для человека. Известны семь видов практически нестареющих многоклеточных. Если рассечь гидру надвое, то обе части регенерируют до полноценной особи. Разве это не удивительно? А малые огненные муравьи, самцы и самки которых клонируются независимо, так что генофонды полов не смешиваются? Идеальная форма общества!

Вскоре выяснилось, что для меня есть еще одно задание. Надо передать Насте «труды» Михаила Тихоновича. Там было только про цыплят, на случай, если нашей научной деятельностью заинтересуются.

После пяти великолепных дней я взяла потертый чемоданчик и вышла из гостиницы на пустую, продуваемую всеми ветрами набережную. К этому времени мы уже знали, что репринт выжил.

За окнами такси поплыла взъерошенная Двина с пляжем, похожим на лобок пожилой женщины. Вдоль забора, над которым бегали кривоногие краны, спешили, вжав головы, кургузые люди.

Такси остановилось у пятиэтажной панельки. Точь-в-точь дом при птицефабрике, где прошло мое детство! Перед окнами, как у нас, детская площадка – покосивший грибок, песочница, железная горка с длинным стертым языком. Дальше плешивый пустырь с пучками сухой травы и колтунами кустов. Футбольная коробка. Гигантская заросшая яма. Вышки, провода, пара чаек и низкое серое небо без облаков. Я достала мобильник и, ежась на ветру, набрала номер.

«Анастасия Игоревна. Добрый день. Вас беспокоят… из Ветеринарной академии… коллега вашего супруга. Меня зовут Мария Тихомирова. Мы недавно узнали о том, что произошло. Я хотела передать вам некоторые вещи и бумаги Михаила Тихоновича». «Да», – раздался глухой безжизненный голос. На заднем фоне пищал ребенок. «Я уже тут, перед вашим домом». – «Поднимайтесь, третий этаж, квартира сорок семь».

Дверь отворила крупная женщина, хрупко кутавшаяся в вязанную кофту. На заспанном лице, показавшемся мне вначале красивым, застыло строгое недоумение. Под ее взглядом я ощутила свою беспомощность и тут же поняла замысел Гаркунова: он послал меня, чтобы его бывшая жена заревновала!

«Проходите», – сказала Анастасия. Я двинулась, как на Голгофу, через обшитую вагонкой прихожую с кучей пальто. На кухне сидела похожая на гору пожилая женщина. Смотрела колко и лузгала тыквенные семечки, складывая шелуху на салфетку. «Теща», – догадалась я. У потолка на веревках сушилось белье – детские штанишки, распашонки, мужские трусы в вишенку. «Садитесь, чего вы». Что-то в лице Анастасии застыло каменное.

«Насть, достань там, чего есть», – теща аккуратно собрала в пухлую ладонь белесую шелуху. Не дождавшись ответа, сама поднялась, звякнула чашками, охнув от радикулита, открыла холодильник. В тесное помещение юркнул маленький спортивный мужчина в майке-алкоголичке, качающий на руках голого ребенка. Сменил пустую соску на полную, стоявшую под струей воды, и снова исчез.

Я старалась не смотреть на Настю, мрачно прислонившуюся к раковине, скрестив руки на груди. Теща выставляла на стол тарелки – холодец, новогодний салат, остатки каких-то пирогов. Ну, зачем же так, вертелось в голове. «А вы насколько хорошо его знали?» – твердым тоном спросила Анастасия. «Мы работали вместе. Недолго, правда». Я старалась говорить доброжелательно, но сухо, чтобы нельзя было ничего заподозрить. Анастасия сунулась в шкафчик с ободранными детскими наклейками и вытащила оттуда банку чего-то мутно-желтого. Пахнуло спиртом. «За встречу». Это была настойка на апельсиновых корках. Мы выпили прямо из чайных чашек под строгим надзором тещи. Я жалко поморщилось. И вдобавок ко всему зачем-то по-бабьи тряхнула головой.

«Ничего не хочешь рассказать?» Положив большие руки на стол, Анастасия не отрывалась от меня. Я встала, понимая, что еще секунда – и расплачусь. «Простите, мне пора». – «Да, сядь, – задушевно улыбнулась мне жена моего любовника, рукой притягивая к стулу. – Хочешь покажу его?». – «Настя, – грохнула пальцем об угол стола теща. – Вы на нее не обращайте внимание, она у нас немного с приветом…»

В этот момент хлопнула дверь, в прихожей затоптался седой, высокий мужчина в кожаной куртке и меховой шапке, какие носят охранники или водители. «Приветствую!» – крикнул он, запихивая шарф в шапку и бросая ее на вешалку. Пошел на кухню, приглаживая волосы, представился Петром Ефимовичем. «Мария, коллега Михаила Тихоновича». – «Коллега, ага», – между делом вставила Настя. Тесть сделал вид, что не слышал, а может, и правда был туговат на ухо. Схватил мою кисть, потряс, здороваясь, как с маленькой. «Вера, да что ж вы человека не накормите с дороги. Женя! Давай за стол. Я как раз захватил пару баночек…» Он поставил на стол пакет с пластиковыми судками, в которых оказалась порубленная засоленная рыба. Я снова сказала, что должна идти. Но перед тем, как отпустить, меня все-таки заставили зайти в комнату, где лежал репринт.

Он вытянулся на диване под ковром на стене, и показался мне сунутой в угол ненужной рухлядью. Голова на стопке подушек, тело под самый подбородок укутано одеялом. Глаза Гаркунова-второго бессмысленно моргали, нос вопросительно уперся в пустоту, руки неподвижно лежали вдоль тела. Работал телевизор, по которому шел футбол. За столом с разбросанными погремушками Настин брат кормил из соски ребенка. Его тихая жена кивнула мне. Она что-то вязала спицами в углу.

«Может, заберешь его, а?» – спросила Анастасия уже в дверях. Венчик ее неубранных, растрепавшихся волос, освещенный с кухни, выглядел неаккуратным, наспех сооруженным мученическим нимбом. Мне на секунду показалось, что она замахнулась, и я невольно пригнула голову. Быстро попрощавшись, отвернулась и побежала вниз по лестнице.

Машину назад не взяла, на эсэмэски Гаркунова не отвечала. Все во мне омертвело. Тело несло вперед. Вначале мимо гаражей и черных бараков, потом вдоль бесконечного забора. Я пыталась привести в порядок мысли и унять презрение к себе.

В гостиницу вернулась с сильным намерением изменить жизнь. Но в номере все как-то растворилось. Осело в кремовых ворсистых коврах, запуталось в отражениях трельяжа. Посреди гостиной в вазе на низком столике стояли белые орхидеи. От них шел тяжелый запах шикарной жизни. «Они бы тебе ничего не сделали, – смеялся Гаркунов. – Зато ты меня теперь понимаешь».

По возвращении в Москву он подмазал теток в паспортном столе. Наплел, что потерял голову от роковой страсти и теперь за ним гонятся родственники жены. «Не знаю, как у них, а в нашей стране романтические истории точно открывают любые двери», – наставлял меня учитель. Чтобы подольстится, взял мою фамилию. Теперь мы были как бы мужем и женой. Хотя я его по-прежнему называла Гаркуновым, Михаилом Тихоновичем.

По вечерам мы гуляли в парке, кормили голубей. Раз даже съездили в ИКЕА, набрали мебели. Кроме деревянных шкафов на кухню и желтого дивана с креслами, купили кучу дребедени: ящик для обуви в прихожую, три светильника, салфетки и скатерки, подвесные ведерки для вилок и ножей – все за один раз. Я выбрала дорогой матрас Кинг сайз шириной 160 сантиметров из кактусовой койры, чтобы Гаркунов лучше высыпался. Загрузили в «Несушку» и покатили домой.