Разглядывая в зеркало свой злосчастный вид: разбитое лицо и всё в кровоподтёках тело даже плакать не могла — стонала от обиды и злости. Такого говённого состояния одиночества, она не испытывала ещё никогда. Если так пойдёт дальше, психическое расстройство обеспечено. Осторожно приоткрыла дверь. Прислушалась. Кушнир разговаривал по мобильному телефону. До её ушей долетело: «Всыпали. Отлично. Ну хоть что-то он сказал? Вот! Наняли? Я так и думал. Кто, конечно, не знает. Понятно. У гастронома велели стоять? Ясно. Думаю они уже в курсе, что сорвалось. Где-то рядом наблюдали. Но проверьте. Да, поставьте его с чемоданчиком. Что потом? Пинок под зад и пусть гуляет». Слышно было, как Никита бросил телефон и побурчав что-то себе под нос успокоился. Не такая уж она дура, как считает этот носорог, поняла что речь шла о напавшем на неё мужике. Неужели он позвонил в милицию? Естественно, ни каким ментам он не звонил. В случившемся разбиралась его охрана. Лена же, выйдя из душа, прямиком двинула в спальню. Упала на кровать, заползла под одеяло и вот тут, жалея себя разнесчастную, горько заплакала. Болело от побоев тело, саднило лицо и гудела голова. Пытаясь не застонать от боли, она кусала губы. Чтоб отвлечься попробовала найти пульт от телевизора, но, как всегда в нужный момент не нашла. Неожиданно её охватило острое чувство никому ненужности, брошенности…, и она совершенно расклеившись засопливилась с ещё большим азартом. Есть же везучие люди, а тут полная невезуха даже в мелочах. Ей сейчас казалось, что все, весь мир, живёт более менее в счастье и гармонии и лишь она непонятно отчего в невезении и пролёте.

— Эй, алло… Ты чего здесь поскуливаешь, — сел на корточки перед кроватью Никита. — Взрослая же тётка, а ревёт почём зря!

За своим страданием она не слышала, как к ней вошли, и подняла голову только когда услышала этого несносного носорога поддёвку. Какой же он ехидный тип. Какой противный экземпляр мужской особи. Гадёныш такой растакой, давит возрастом, «тётка». Хотелось укусить или уж отрычаться: «Без тебя слёз будет меньше». Но, подумав, стерпела. Правда не надолго, наткнувшись на его ухмылку, собравшись с духом, тут же пробурчала:

— Ничего. Уйди отсюда.

— Совсем уйти? — паясничал он, улавливая ситуацию. Конечно, в её голосе ему послышалась не только уступка, но и обида. В самый раз было помолчать, но отказать себе в удовольствии подёргать ей за усы, он не пожелал.

Лена не могла не заметить его издёвки, но терпела, очень боясь услышать: «Пошла ты к чёрту! Обходись без меня». В такой ситуации не о своих «нравится, не нравится» речь.

— Если можешь остаться, то ночуй у Даньки в комнате, — простонала она, борясь с желанием хлопнуть его подушкой по голове. Но, стараясь вежливо, сказала: — Благодарю тебя за помощь…

— Как трогательно, я сейчас тоже пожалуй расплачусь…

Лена ткнулась носом в ту самую подушку и взвыла:

— Никита…

— Я знаю, что я Никита… С какого шоколаду на тебя напали, версии есть?

Разумеется у неё они были, но нет, с ним делиться ими она не собиралась. А ведь они уже действуют, и, по всей видимости, действовать будут, чёрт бы их побрал, пока не добьются своего. Вот так! Зато она до сих пор вообще о них ничего не знает. Пожалуй, только догадывается о кое — чём. Но не скажешь же этому носорогу. И она лопочет:

— Откуда я знаю, может компьютер хотели вырвать? Развелось дряни… А вообще-то, какая-то нелепица.

Он расплылся в ехидной улыбке.

— Ну да именно, его. Всё тайны, тайны… Ну смотри… Прихлопнут как муху. Э-э… пошли ужинать.

— Не хочу.

— Плоть и дух должны жить в гармонии. Ибо, как известно, в здоровом теле- здоровый дух.

Она отмахнулась.

— Кончай капризничать не маленькая, — буркнул он.

Ох, что тут началось.