Эпилог

Год-это оказывается совсем немного. Именно столько прошло с момента их знакомства. Сентябрь с золотом нарядов, остался позади. Первые морозы, обманув эту красавицу, тащили за собой вовсю подглядывающую через поседевшие ветки деревьев снежную зиму. Купленный календарь бороздили крестики. До жирной красной точки оставались считанные дни. Никита старался всё время оставаться дома, выезжал в офис только по большой необходимости. Как не присматривался к её состоянию, начало Лена всё равно скрыла. Терпела, пока схватки не стали частыми. Только тогда стараясь не пугать, предупредила Никиту, чтоб он вызывал акушерку и врача. Кушнир сразу, как и предполагала Лена, разнервничался. Принялся звонить не только медикам, но и Даньке, и Ире, и даже отцу. Лену сквозь боль пробивал смех. Ей почему-то вспомнились первые роды. Её ещё глупую девчонку тогда, Долгов привёз на «водовозке» с «точки» в сельскую больницу. Оставил корчащуюся от боли и умирающую от страха у больницы и, не оглянувшись даже, уехал. Промучившись сутки, она родила сына. Ко всем роженицам подходили медсёстры и передавали приветы от мужей. Они даже ворчали, что те замучили их теми самыми звонками. Лене не звонил никто. Очухавшись после родов, доползла по стенке к телефону. Позвонила дежурному по части. Попросила, чтоб передали Долгову. Всё-таки сын. Он должен был быть доволен. Но он появился только на третий день. Сказал, что дивизион на дежурстве, и он выехать не мог. Лене было обидно. Ей хотелось упрекнуть его, ведь можно было отпроситься, никто б не возражал и не чинил препятствий, но она, сглотнув обиду, промолчала. Долгов, есть Долгов. Служба превыше всего. Всё что не касается её такая мелочь, что даже не достойна его внимания. Ведь всё это было. Ужас! Вспоминать не хочется. У него ни на что не хватало времени — ни на любовь, ни на семью. Везде и кругом одна служба. Постепенно она прекратила трепыхаться и всё привыкла делать сама и одна. В конце концов, она решила поставить точку на своём прошлом. Забывать так уж всё. Сколько можно терзать себя. Вот сейчас, с рождением этой новой жизни… Её вывела из прошлого простреливающая боль. Она ойкнула и перекривилась, Никита метнулся к ней.

— Больно. Давай, я сделаю массаж. Потерпи, солнышко, уже на подъезде акушерка с врачом.

Лена хотела сказать ему, чтоб не нервничал так, всё идёт, как положено по природе. Но, вспомнив опять рождение Даньки, раздумала. Пусть суетиться, переживает, ей приятно это, даже легче от его присутствия и страха за неё и процесс. А Никита, закончив массаж, принялся целовать её вспотевшие пальчики, твердя:

— Больно, конечно, больно, ребёнок рвётся на свет. Потерпи, солнышко. Я тут. Я рядом. Скоро всё кончится.

— Хочется пить, принеси воды, — капризничала Лена, поглаживая ладонью большой живот.

— Сока?

— Воды. Простой воды, Никита.

Не отходя от неё, он схватился за мобильный.

— Сейчас вода будет, радость моя, К тому же медики прибыли. «Самое главное не грохнуться мне в истерический припадок», — звенело в голове.

Она кривилась от боли, пряча за ней довольную улыбку. Как хорошо, что он рядом! Вот так мечется и суетиться. Теперь она знает, что будущее пары будет счастливым, если этого хотят оба и насколько сильным окажется это желание.

Лену проверили. Вкололи уколы и поставили капельницу. Никита маячил рядом помогая держать руку, то болтаясь за спинами врачей. Через полтора часа Лена родила в ванной. Когда родился ребёнок, Кушнир был самым счастливым отцом на свете. Никита держал на руках кряхтевший красный комочек с тоненькими ножками и крошечными ручками и чуть не плакал от умиления. Сын был таким красивым! Когда акушерка вымыла и запеленала ребёнка, а Никита перенёс Лену на кровать, в спальню вошли примчавшиеся Данька с Ирой.

— Никита, он на помидор похож, — сразу озвучил своё мнение Данька.

— Что бы понимал. Копия я. — Расплылся в улыбке Кушнир, пристроившись рядом с сыном и женой. — Иди мать пожалей лучше, чем глупости сочинять. Измучилась она.

— Во даёт, а кто придумал интересно его рожать, если не ты.

Лена устала, у неё слипались глаза, но ей было хорошо. От их ворчания, оттого, что они рядом, от их любви к ней. А ещё от тепла разливающегося сейчас по ней — она им нужна. Обоим и этому вновь родившемуся тоже. Они, понизив голоса до шёпота, спорили, как его назвать и Данька уступил:

— Ладно, давай выкладывай своё решение. Всё-таки ты отец.

— Семён! Давай дадим, Данька, твоему отцу ещё один шанс.

Данька, как маленький обхватил его за шею и всхлипнул. Лена посмотрела на поскрипывающий живой комочек рядом с собой и плотнее прикрыла глаза. Ей вспомнился родник, что показал, когда-то в детстве отец. Маленький, живой и довольно-таки весёлый ручеёк фонтанчиком бил из-под земли под огромным и старым пеньком, рассказывая о чём-то о своём, лесном и необычном. Отец нашёл его случайно ещё мальчишкой, показал ей, она Даньке. Лена удивлялась, как за столько лет он остался жив. Должно быть, знали о его сосуществовании только светлые люди. Не завалили, ни испоганили, ни загадили. Она пила эту вкусную, ломящую зубы воду и не могла напиться. Вот и любовь, тоже своего рода родник. Светлый, чистый, радостный, если, конечно, не умудришься его испоганить сам или не помогут другие. Так же как и родник, она тогда будет чиста, светла и вечна и сколько не пей, не напьёшься.