На это обстоятельство, проявившее себя во всей «красе» сразу же после падения монархии, обратил внимание писатель В.А. Коротич. В частности, он писал: «Подыскивая слово для определения рванувших тогда к власти, не хочу пользоваться ни их выдумкой «рабочие и крестьяне» или «трудящиеся», так как это неправда, ни бытовавшим в революционные годы «хамы» или недавно воскрешенным «быдло». Мне кажется, у нас есть словечко для обозначения такой публики — нахрапистой, не шибко культурной, но настаивающей на своем праве быть именно такой — «жлоб». Захватившая власть в стране жлобократия была убийственна, отшвыривая прежние жизненные стандарты и не заменяя их ничем жизнетворным… Жлобократия стала беззаконием, а не тиранией, как многие считали. Тирания — это хоть какие-то законы; у большевиков их долго не было даже формально». Большевистская «жлобократия» стала правящим классом в СССР, выполняя попутно роль правоверного носителя и неизменного хранителя традиции невежества. Результаты правления этой касты лжецов и подлецов были воистину ужасающими. Кто-то заметил, что ничто не может сравниться с опытом очевидца, но при этом ценность опыта подлости цены не имеет. Потому что свидетелей подлости как правило не оставляют в живых. Видимо, по этой причине лишь немногие отважились внести свою лепту в летопись повседневной подлости своих соотечественников по отношению друг к другу.
Трагические картины рабского труда, изощренных измывательств над человеческим достоинством, а также неистового истребления людей во времена безраздельного господства воинствующего невежества оставили потомкам писатели, прошедшие всеми кругами «Дантова ада» советских тюрем и концентрационных лагерей. В их числе, в первую очередь следует склонить голову в дань памяти Варлама Тихоновича Шаламова (1907–1982) за его цикл произведений, центральное место в которых занимают «Колымские рассказы», Евгении Соломоновны Гинзбург (1904–1977) за её трагические мемуары «Крутой маршрут», Евфросиньи Антоновны Керсновской (1907 — 1994) за её потрясающую книгу «Сколько стоит человек», В.И. Туманова за его книгу «Всё потерять — и вновь начать с мечты…» и многих, многих других авторов, описавших эту страшную быль лагерной империи. Но заслуга в воссоздании наиболее обобщенной картины мучительной жизни и трагической гибели обитателей этой империи, несомненно, принадлежит А.И. Солженицыну — автору знаменитой книги «Архипелаг ГУЛАГ». Все эти авторы в своих книгах запечатлели ужасающую картину страданий людей, попавших в беспощадные жернова советской лагерной империи, но объяснение природы этого исторического феномена давали с самых разных идеологических, политических и культурных позиций. Оное не осталось незамеченным для вдумчивых исследователей, в связи с чем, например, Ю.Н. Афанасьев отметил, что «кстати говоря, своим «государственничеством» лагерник Солженицын сильно отличался от такого же лагерника Шаламова. Солженицын мыслил категориями неприязни к советскому режиму и писал о его ГУЛАГе. А Шаламов думал и писал о неприятии Русской Системы и о подавленном ею человеке».
Но в любом случае, если суть российской истории XIX века можно познать через такие произведения литературы, как «Кто виноват?» и «Что делать?», то суть советской истории ХХ века, эпохи пыточных подвалов, тюрем и концентрационных лагерей невозможно постигнуть без так называемой лагерной прозы. Не случайно, писатель, депутат Государственной Думы России, владелец ряда российских и британских СМИ Александр Евгеньевич Лебедев заметил, что «история России ХХ века состоит из двух учебников. Первый написан вертухаями, наблюдавшими за событиями с Вышки (вертикаль власти). Второй — зэками, жившими на зоне. История вертухаев издана миллионными тиражами и изучается в школах и вузах. История зэков, увы, имеет куда меньший тираж, и ее нигде не преподают. Ибо история сопротивления власти — и сегодня самый запрещенный предмет». Наплевательское отношение к памяти невинно убиенных — одна из характернейших особенностей носителей традиции невежества.
Думается, что именно к ним — носителям этой вековой традиции на бескрайних просторах бывшей Российской (советской) империи — было адресовано брошенное в сердцах восклицание Солженицына: «Будьте вы прокляты, чтС вы к нам привязались? Почему мы до смерти виноваты перед вами, что родились на этой несчастной земле и должны вечно сидеть в ваших тюрьмах?». Трудно даже себе представить сколько же поколений людей — представителей самых различных этносов и коренных народов, языковых и религиозных общин — готовы были бы расписаться под этими словами автора «Архипелаг ГУЛАГ»…
Невежество, хамство, жлобство так укоренились в порах советского общества, что они время от времени прорывались даже на международной арене, причём в самых неподобающих местах и в самое неподходящее время. Яркий пример подобного поведения на пике своей политической карьеры явил миру глава правительства СССР Никита Сергеевич Хрущев (1894–1971). Так, выступая 25 сентября 1960 г. на 15-й Генеральной Ассамблее ООН, он умудрился изречь с трибуны этого почтенного учреждения: «Я вам покажу Кузькину мать!». При этом угроза сия в адрес западных стран, по устоявшейся легенде, сопровождалась ударами по трибуне каблуком его башмака. С тех пор идиоматическое выражение «Кузькина мать» стало символом великодержавного советского жлобства во всем мире.
Безошибочным индикатором этого же качества, но уже для внутреннего употребления стало другое выражение, которое было весьма расхожим в среде высокопоставленных советских бонз. Академик Яковлев своей книге «Сумерки» привёл весьма колоритный эпизод, произошедший по прилету Хрущева в Москву 13 октября 1964 г. непосредственно накануне его отставки: «Во Внуково Хрущева встречал Семичастный. Подрулил самолет, из которого вышел Хрущев и, как потом рассказывал Семичастный, спросил его:
— А где же все остальные бляди?
— Никита Сергеевич, идет заседание Президиума. Вас там ждут». Безусловно, очень грубое выражение. Несомненно, оно характеризует его автора не с лучшей стороны, но при этом закрадывается подозрение, что в неменьшей степени и уровень культуры, а также порядочности его соратников по правящему классу СССР, в чём, в чём, но в глубоком и всестороннем знании которого Хрущёву отказать просто невозможно.
О глубоком укоренении подобного качества на всех этажах уже украинского общества недвусмысленно высказался дважды занимавший пост спикера парламента Украины Александр Александрович Мороз. В частности, он заметил, что «в украинской власти достаточно смеси инфантильности и жлобства, что может давать неожиданные, непрогнозируемые выбросы. К сожалению, этими недостатками страдает все общество» («Киевский телеграфъ». - N 52, 28.12.2007 г.). Как бы продолжая это замечание своего многоопытного предшественника, другой экс-спикер украинского парламента, Арсений Петрович Яценюк, в одном из своих выступлений в зале заседаний высшего законодательного органа страны весьма искренне заявил: «К сожалению, у меня четкое впечатление, что часто я на ферме и работаю. Потому что свинство, которое есть в этом зале, иногда не имеет границ» («Украинская правда», 18.06.2008 г.). Если сие качество не знает границ в главном зале страны, то, что же тогда требовать от властных коридоров этажом пониже, кадровый состав которых, как правило, рекрутируется из неисчерпаемых парламентских резервов. Любой непредубежденный читатель согласится, что, несмотря на различие в формулировках, оба высокопоставленных политика имели в виду один и тот же стереотип поведения, глубоко укоренившийся на высших этажах политической власти Украины. Во всяком случае, по сему поводу без тени сомнения вещает в своей дежурной статье «Праздник послушания» один из самых дотошных исследователей нравов правящего класса «незалежной» державы. В частности, весьма искушенный в этих вопросах журналист отмечает: «Блюстители правовой чистоты, как и носители внятных идеологических ценностей, не востребованы в нынешние времена, которым все больше подходит определение «сумерки жлобов»» («Зеркало недели». - N 43, 20.11.2010 г.). Справедливости ради надо признать, что не только сумерки, но и «рассвет» в этой стране также принадлежал этому безраздельно господствующему в стране сословию. Об этом очень убедительно живописал заместитель Секретаря Совета национальной безопасности и обороны Украины Д.И. Выдрин: «В начале 90-х я оказался в составе одной из первых политических делегаций в НАТО. Нас поселили в супер крутой натовский отель в Брюсселе. Потом был роскошный фуршет с обильными излияниями и традиционная экскурсия к культовому фонтану брюссельского «писающего мальчика».
И тут разогретые шаровым виски, раззадоренные депутатской и дипломатической неприкосновенностью и, видимо, возбужденные звуком журчащей струи, мои коллеги стали изображать в реальном измерении «брюссельского мальчика»: сначала прямо на улицах города, потом под стенами пятизвездочного отеля, а потом прямо в фойе и гостиничных коридорах, не добегая до положенных мест.
Был серьезный скандал. Брюссельская пресса написала ряд статей об «украинских писающих мальчиках-политиках», натовцы заплатили, по-моему, штраф отелю (не отсюда ли растут корни их сдержанности по поводу нашего ПДЧ). Позже все забылось…
А я почему-то запомнил. Запомнил, наверное, потому что тогда впервые в полной мере осознал старую истину о том, что культура — это, прежде всего, система запретов, а наша политика почти всегда антикультурна, поскольку зиждется чаще всего на нарушении запретов и полной вседозволенности…
Пацаны на улицах, спокойно делающие свои дела после пластиковой двухлитрухи пива, лишь ничтожная копия, пародия и подражание вседозволенности политиков, которые, если захотят, будут спокойно делать то же самое, только не на улице, а на головы и лица своих избирателей» («Украинская правда», 14.04.2008 г.). Комментарии к сему эпизоду, как говорится, излишни: он говорит сам за себя. Конечно же, подобного рода стереотип поведения весьма несправедливо приписывать всем без разбора подданным бывшей супердержавы, а тем более тем, кто был его самой уязвимой жертвой. Но вместе с тем и факт наличия некоего отличительного психологического тавра, которое, увы, стало визитной карточкой многих жителей бывшей империи, отрицать не приходится.
Как долго хамство будет править бал в этой стране конечно же покажет время, но то, что оно повсеместно господствует в нашей жизни не вызывает ни малейшего сомнения. Сомнение, однако, вызывает способность кого-либо в сложившихся условиях одолеть это зло. Ведь ныне борьба с хамством — не борьба с ветряными мельницами. Это борьба с хорошо охраняемой нефтяной и газовой, металлургической и химической и тому подобной промышленностью, которые сначала были хамски изъяты у нищего населения бывшего СССР, а затем стали основой могущества уже хорошо организованного и вооруженного совокупного Хама страны.
При этом горестное положение вещей донельзя усугубляется тем, что политики, которых на Олимп власти взнесла исключительно волна народного доверия, сразу же, не переводя дыхания, пускаются во все тяжкие для установления доверительных отношений с теми, кто нажил своё несметное богатство на ограблении простого люда. Вероятно, таким нехитрым способом и обеспечивается взаимовыгодный обмен народного доверия на доверительную собственность, которую опять же без взаимного доверия с крупнейшими собственниками державы ни за что не приобретешь. Как было верно подмечено одним украинским журналистом в его статье «Зеркало для героев»: «Люди, самой судьбой призванные исполнять роль если не моральных авторитетов, то хотя бы третейских судей, с непостижимой легкостью разменивают служение народу на услужение внезапно разбогатевшему хамству и стремительно возвысившейся серости» («Зеркало недели». - N 29, 15.08.2008 г.). Вполне понятное дело: иначе ведь на роскошную жизнь после рано или поздно наступившей отставки не заработаешь. «А как же Украина?» — спросите вы. Так ведь при больших деньгах можно вполне припеваючи зажить и вдали от её вечно беспокойного, озлобленного и обманутого населения. Посему боюсь, что, скорее всего, агрессивное хамство надолго переживёт всех нас, боюсь, наших детей и внуков, а также детей и внуков наших внуков.
Однако вернемся к истории вопроса: эти черты характера носителей большевистского менталитета бросались в глаза на всех этапах его беспрепятственного самовыражения. Особенно ярко они явили свою подлинную суть в период Гражданской войны. Разумеется, в те времена было не до психологических наблюдений и обобщений. Но, вместе с тем, по воспоминаниям автора книги «Дроздовцы в огне: Картины гражданской войны, 1918–1920 гг.», одного из лучших офицеров Белой гвардии, генерал-майора Антона Васильевича Туркула (1892–1957), после очередного пленения красноармейцев его подчиненные безошибочно распознавали среди оных коммунистов по следующим признакам: «Лицо у коммунистов было как у всех, солдатское, скуластое, но проступало на нем это черное пятно, нечто скрытое и вместе отвратительное, смесь подобострастия и подлости, наглости и жадной вседозволенности, скотство. Потому мы и узнавали партийцев без ошибки, что таких погасших и скотских лиц не было раньше у русских солдат». Итак, со временем именно эта смесь качеств, которую невозможно было более скрывать от себя и окружающего мира, получила своё законченное и весьма выразительное наименование — «жлобство». Крайне прискорбное свойство человеческой натуры. Несущее в себе неисчислимые бедствия для всех, кто попал в орбиту его воздействия. Безусловное и несомненное зло. Но именно оно и предопределило всю последующую жизнь большинства граждан СССР.
Конечно, «скотство», «хамство» и «жлобство» — весьма обидные и при этом далеко не научные определения. Но когда задумываешься, почему всё же к их употреблению прибегают весьма образованные правоведы, политики и публицисты, то в качестве ответа напрашивается лишь одно пояснение: они вынуждены это делать лишь потому, что наука и этика оказались бессильными найти адекватный термин тому стереотипу поведения, который так широко и повсеместно возобладал на бескрайних просторах могучей державы. А с другой стороны, стоит ли обижаться на эти слова тем, кто с таким азартом, упоением и фанатизмом унижал, предавал и истреблял друг друга на протяжении столь длительного периода совместного бытия? Хотя надо признать, что последнее всё же не освобождает нас от обязанности найти категорию, адекватно отражающую специфику менталитета населения, обладающего столь повышенной склонностью к уничтожению друг друга. Мне в качестве таковой представляется традиция невежества.
Подобная традиция в той или иной степени, как уже отмечалось, присуща всем народам мира, однако историей было суждено, чтобы в качестве основного места своего обитания она избрала души подданных именно Российской империи, соответственно, будущих граждан СССР. Способность в мгновение ока причинить смерть кому-либо, чтобы выместить на нем всё зло своей жизни, стала характерной чертой поведения на всей территории этой многострадальной страны.
Для иллюстрации сказанного уместно привести выдержку из воспоминаний российского правоведа и судебного деятеля Анатолия Федоровича Кони (1844–1927). Дело было в 1892 г., который запомнился историкам так называемыми «холерными бунтами», в процессе коих разбушевавшаяся толпа буквально линчевала некоторых самоотверженных врачей и сестер милосердия, пытавшихся оказать посильную помощь несчастным жертвам этой опасной эпидемии. Во время аудиенции у императрицы Марии Федоровны (1847–1928) — супруги здравствующего на то время императора Александра III и матери будущего императора Николая II — между ней и А.Ф. Кони произошёл примечательный диалог. В ответ на твердое убеждение императрицы, что сии беспорядки и, в частности, убийство врачей — суть следствие политических происков неких «нигилистов», автор воспоминаний заметил: «Мадам, эта дикость — результат невежества народа, который в своей жизни, полной страданий, не руководится ни церковью, ни школой». Иными словами, опытный правовед подметил отсутствие в душах населения страны того сдерживающего и благотворного начала, которое в настоящей работе получило наименование культуры достоинства человека. Это обстоятельство составляло основную причину многих преступлений на этнической, религиозной и классовой почве по всей державе. Последнее, кстати, заметно отличало подданных Российской империи, например, от подданных Германской или Австро-Венгерской империй. Иными словами, не всякая империя плодила слепую жестокость в качестве необходимого атрибута имперского бытия.
В подтверждение сказанного уместно привести выдержку из воспоминаний, включенных в книгу «1918 год на Украине». Их автор оценивает, как по-разному отразились революционные события в поведении рядовых служащих германских и российских войск: «Надо, однако, признать, что разложение германских войск носило иной характер, чем у нас. Не только не сопровождалось убийством офицеров, но мало отразилось на самой дисциплине… Вот когда ярко сказалась дисциплинированность германской нации и высота её культурного уровня, выявилась и основная причина бесчинств, творимых захваченными большевизмом русскими народными массами, — их беспросветное невежество». Заметим: современник, очевидец, участник тех событий, боевой генерал причину трагедии, разыгравшейся на бескрайних просторах империи, пророчески узрел в той же самой особенности менталитета её народа, что и А.Ф. Кони, — в его беспросветном невежестве.