Единственное, что меня тяготит в этом фрагменте жизни – это одиночество. Я большой, я огромный, вокруг бездонное синее небо, но никто не летит со мной рядом, не с кем разделить это пространство.

Короче полет на воздушном шаре меня особо не прельщал, и само словосочетание вызывало ассоциации «Незнайка на Луне – Незнайка неизвестно где – Незнайка на воздушном шаре». Но все произошло случайно и само собой.

Я с женой и наши компаньоны Славик с Наташей отправлялись в поход на байдарках дней на 10-12, отпуск. В стране – перестройка, в деревенских магазинах – пустые полки, даже на колобок не наскребешь, скреби не скреби. У бабулек еще водились курочки Рябы, но с золотыми яйцами они расставались неохотно, только в обмен на индийский чай. Поэтому запас продуктов на все путешествие приходилось тащить с собой. Ноша вместе с палатками, байдарками и прочим барахлом (снаряжением, как сказали бы крутые туристы… но я даже слово «туристы» не перевариваю); так вот, ноша получалась непомерной. Поэтому Слава договорился с машиной и нас привезли прямо на берег реки. Конечно, я был против этого. Если не прешь байдарку, которая весит чуть поменьше тебя самого, через весь город, через троллейбус, автобус, метро и электричку, потом пять километров после электрички до речки, это уже не поход, это какой-то старческий маразм. Зачем тогда вообще, байдарки. Приезжай на машине, топчи траву на лужайке, если это не успели сделать до тебя, и лопай шашлыки на берегу реки. Раньше это, кстати, не очень было принято, это сейчас образ жизни – активный отдых называется.

Когда машина уехала, на берегу осталась копна наших вещей, которые, на первый взгляд, невозможно было разместить в двух байдарках. Обычно дело, оптический обман хаоса, потом каждая вещь все равно находит свою нишу. Но мало этого, Славик сгреб вещи в сторону и с величайшей гордостью показал мне ЭТО.

Я решил, что это бомба. Такие штуки любят рисовать в мультиках. И первая мысль, пролетевшая в голове, – ну ладно, взорвем где-нибудь в глуши.

– Слава, что это и зачем? – вопрошали наши женщины.

– Это баллон с легким газом! – отвечал Славик.

Вопроса – откуда – даже не возникло. Время было такое, каждый пытался урвать кусочек былого величия, кому досталась подводная лодка, кому шахта, кому металлургический комбинат…

Кому, вообще, кусочек страны в виде бывшей союзной республики…

– А вот Славику достался баллон с веселящим газом! – продолжил я. – Я прекрасно понимал Славу, это была технически идеальная штуковина! От нее нельзя было отказаться! Дизайн, пропорции, соотношение длины к толщине, какая-то космическая конструкция клапана… Непередаваемый цвет, я бы даже сказал «свет», абсолютно зеркальная поверхность, которая в зависимости от угла зрения светилась, то синим, то фиолетовым, то зеленым сиянием. Я считаю, что настоящий мужик, может не интересоваться футболом (его, вообще, придумали для бедных – сиди, кричи, пей пиво, смотри, как миллионеры гоняют по полю мяч, и не задумывайся), но настоящий мужик не сможет пройти мимо такой штуковины! Это генетическая память на уровне инстинкта!

– Так вот! Наши женщины были совсем не дуры, хорошо учились в школе и помнили, что самый легкий газ – водород, что он крайне взрывоопасен. Поэтому первые полеты на воздушных шарах заканчивались поминками, пока не научились получать гелий в больших количествах. Они устроили Славе настоящий допрос. Тот держался стойко: «Это не водород, газ не взрывается, но это и не гелий. Секретная разработка».

Слава действительно работал в закрытом военном НИИ, которое усыхало на глазах в связи с последствиями перестройки. Работал он системным администратором (должность в то время была крайне редкая, как сами ПК), поэтому в теории физико-химических процессов был полный ноль. В отличие от моей жены, которая закончила физфак. Успокаивало одно – Слава был жутко разумный и рациональный, ни грамма авантюризма. В отличие от меня в то время – поймай меня на волне, и я куда угодно – в Африку пешком, в Ливерпуль на велосипедах, в Китай на воздушном змее, только не к пингвинам – не люблю мерзнуть! Это с годами появилась ответственность за детей, семью, страх потерять работу и прочее.

Допрос закончился ничем, Слава твердо стоял на своем – газ легче водорода и абсолютно безвреден, а нам он нужен, чтобы накачивать надувные матрацы. Действительно, в то время мы использовали матрацы в качестве сидений в байдарках. Сложишь его пополам – и сидушка, и шикарная спинка, хочешь, подкачай – будет тверже, выпусти воздух – мягче. В случае прокола шкуры, байдарка, за счет них, всегда остается на плаву, это особенно важно, когда в походе дети. Правда, спать на них холодно и поутру бока болят, да и в сдутом состоянии весят много – резина все-таки. Но было в них, как нам казалось, еще одна особенность. Под воздействием тепла от попы и спины (плюс солнышко) воздух в матраце прогревался, а теплый воздух, как известно, поднимается вверх, компенсируя часть веса седока. Доказать это было невозможно, но и не противоречило законам физики. Поэтому, как-то мы со Славиком и решили, что если в матрац накачать гелий, то эффект усилится – байдарка полетит по воде, как будто пустая. Это был чисто гипотетический разговор, но Слава запомнил и вот результат. Настораживало, только упорное желание Славика настаивать на том, что этот секретный газ легче водорода. Военные, хитроумные ребята, но переплюнуть Дмитрия Ивановича с его таблицей мироздания, это вряд ли. Тут нужен гений или подсказка свыше, хотя бы во сне, а не коллективный разум.

«Слава, ты помнишь, кто такой Менделеев?» – спросила моя умная жена. «Да какая разница, хватит трепаться, поплыли уже! Вы как будто в школе не учились? Говорю же вам – Азон! Газ легче воздуха», – запальчиво доказывал Славик. После такой фразы крыть было нечем, но мы вздохнули с облегчением, однобокость образования админов проявлялась уже тогда.

А совсем я успокоился, когда Славик действительно наполнил наши матрацы газом из баллона – точно не бомба! Матрацы, конечно, не взмыли в небо, как воздушные шарики, но приобрели странную прыгучесть. Стоило ударить по ним сверху ладошкой, они слегка подпрыгивали и плавно опускались на место. Это очень забавляло наших дам. Пока мы со Славиком заканчивали последние приготовления к отплытию, они лупасили по матрацам, чем только можно, соревнуясь, у кого выше подпрыгнет. Это сопровождалось непрерывным и заразительным смехом, они буквально «усикивались». Сначала мы с недоумением поглядывали в их сторону, очевидное и неожиданное оглупление, после рассуждений о строении материи выглядело очень странно. Но потом и мы стали сначала фыркать, а потом просто кататься по берегу держась за животики. Опасность ситуации я осознал, когда увидел, что к нам стали подтягиваться рыбаки и местные жители. До ближайших домов было метров пятьдесят, не больше. Деревенская молодежь, дефилировавшая вдоль берега, сбилась в кучку и опасливо поглядывала издалека. Даже тетка, стоявшая совсем недавно на мостках и полоскавшая белье, все побросала и гомерически хохотала вместе с нами. Жертвами становились только самые любопытные, которые подходили ближе. Люди воспитанные, вежливые и тактичные, проходили мимо, делая вид, что не смотрят в нашу сторону, или останавливались поодаль и наблюдали за всеобщим помешательством. Таких правда, в этом селе набралось немного, но от них исходила угроза. Местный врач нам был уже не страшен. На крик: «Врача, скорее врача!». Из толпы «усикивающихся» кто-то, не переставая хохотать, ответил: «Не надо врача, я уже здесь!». А вот появление местного участкового, грозило нам тюремным заключением за кражу секретов Родины. Психотропное воздействие на мирное население в тот момент я в расчет не брал. Поймав взгляд Славы – смеющееся лицо, слезы и глаза полные ужаса, я понял, что он тоже не может остановиться. Нас всех спас мой частнособственнический инстинкт. Когда я увидел, что наша эротичная полоскательница белья дубасит мой матрац, да так, что он подлетает метра на полтора (мастерство не пропьешь!), наваждение как рукой сняло. Я резво перехватил в полете у молотобойца свою собственность, а заодно оттащил матрацы от основоположниц данного вида веселья.

С тех пор я понимаю, почему идеология капитализма победила «развитый социализм». Смех потихонечку стал стихать, люди стали расходиться, вытирая слезы. Кто-то благодарил нас за праздник («не помню, когда последний раз так смеялся!»), кто-то называл нас чудиками, кто-то идиотами. Наша полоскательница слегка извинилась, что слишком разошлась, собрала белье и весело пошла домой, не будет она сегодня больше стирать – незачем портить послевкусие. Я запомнил зависть в глазах людей, которые так и не решились подойти. Мы быстренько ретировались. Эффект летающих матрасов не дал нам ничего, потому что в мою байдарку мы положили баллон и она чуть не сложилась пополам под его тяжестью. А Славке пришлось забрать к себе свою неприподъемную палатку, которую он до этого всегда предпочитал возить на моей байдарке, на том основании, что у него, видите ли, двух, а у меня трехместная байда. Плюс запас продуктов, вещей и прочего. Оба плавсредства оказались перегружены…

– Ты хочешь сказать, что в баллоне действительно был «веселящий газ»?! – сказал Саша. И я почувствовал едва различимую обиду в его словах.

– Саша, честное слово, я не любитель травить байки и давно понял, что ты не дурак, хоть и живешь в лесу. И наш молчаливый Аркадий Октябринович явно не впал в старческий маразм, и склеротические бляшки не убили живость его ума… – с напускной обидой ответил я.

– Безумным я был только однажды… С тех давних пор проблем с головой у меня больше не было, это верно. Деревья вылечили, – одобрительно отозвался старик, пустив из глаз очередную порцию искр. Много позже я узнал, что сверкающие глаза – это признак атеросклероза или наркоты.

– Поэтому лапшу на уши я не вешаю, а рассказываю вам то, чего в жизни никому не рассказывал – продолжил я с напускной обидой. – Особенно про большую птицу – даже жене не рассказывал. Представляете, у меня сохранен в голове не просто визуальный образ, у меня сохранено ощущение. И если бы это меня преследовало, я был бы просто психом. Но это не преследует, это просто воспоминание, к которому можно возвращаться или не возвращаться.