— Иди ты! — засмеялся я, когда Павел Петрович продиктовал мне этот эпиграф. — Разве так он написал в своих «Мертвых душах»?

— Так то в «Мертвых душах», в первом томе! — резонно возразил он мне. — У него и второй том был. Вот в нем он дал ответ, куда наша Русь понеслась. Сжег он этот том, правда. Из-за этого ответа сжег!

«Гусар» — слово легкое, воздушное. «Драгун» же — слово тяжелое, даже угрюмое, но в то же время — основательное. Такие же, подстать словам этим, гусары и драгуны наши! Первые — будто одним воздухом любви питаются, а пьют исключительно шампанское одно, чтобы в себе эту легкость и воздушность еще больше взвить — и лететь перышком от одного дуновения, куда глаза глядят. А глаза их глядят обычно на барышень!

Драгуны тоже, конечно, на барышень смотрят, но сломя голову не летят, а основательно подходят, так сказать, с мушкетным прицелом: есть ли приданое — и хорошее ли оно? И насчет выпивки у них другое понятие. Шампанское почем зря не хлещут. Водку предпочитают — она основательней и весомей им кажется. К тому же после водки похмелье хотя и тяжкое, но можно рассолом огуречным поправить; а после шампанского — только шампанским лечится. Накладно, однако!

Таким, в полном смысле этого слова, драгуном был Марков. Угрюмый, тяжелый в походке и в словах.

Выпить, разумеется, любил. Но знал в этом толк. Мог выпить, не хмелея, ведро целое, а при случае — и больше.

Что, спросить, за случай?

Обыкновенный случай — деньги в кармане.

В долг он никогда не пил. Считал, что лучше не похмелиться, чем в долг денег взять. Ведь долг возвращать — хуже этого самого похмелья! Да и эти самые «случаи» ему сами в руки шли. В карты играл — и почти всегда удачно. Нет, шулером он не слыл, хотя мог передернуть карту или карточного мошенника за руку схватить. У него на них, мошенников, глаз наметанный был!

— Один момент, — остановил я словоизлияния Павла Петровича. — Вы же собирались о Пушкине эту главу написать!

— А не надо было меня вчера на слове ловить. О драгуне… кто его в карты обыграл, спрашивать! Вы думаете, это вы меня поймали? Нет-с, это я вас поймал! В карты его обыграть, знаете, кто меня надоумил? Нет? Так я вам скажу.

— Не надо мне говорить. Я без вас знаю. Христофор Карлович приказал вам обыграть Маркова в карты! Нет разве?

— Да вы, я вижу, далеко пойдете, — рассмеялся Павел Петрович. — Третий день у нас всего живете, а уже так обо всем осведомлены, что пора вас, как и Пушкина, в столовую залу пригласить — да и рядышком с ним усадить! Шучу, шучу, — тут же добавил Павел Петрович. — Рано вас еще с Пушкиным усаживать… с гением нашим сравнивать. Извините, но честно скажу: не ровня вы ему! А обыграть в карты драгуна меня Александр Сергеич надоумил. И больше я об этом и слова не скажу. Без комментариев, как американцы говорят. Так на чем же мы остановились? Так-с! «У него на них, мошенников, глаз наметанный был!» — прочитал он на экране дисплея и сказал: — А начнем-ка мы эту главу заново, подсократим ее чуток. — И стал диктовать.

«Гусар» — слово легкое, воздушное. «Драгун» же — слово тяжелое, даже угрюмое, но в то же время — основательное.

И ротмистр Марков драгуном был в полном смысле этого слова!

Поэтому и обманулся Александр Васильевич в Маркове — и в фельдъегеря его определил. Он, Марков, должен был тот пакет Наполеону доставить!

А ведь было у Александра Васильевича сомнение, было — но Ростопчин его озадачил сильно.

К Ростопчину, к генерал-губернатору нашему московскому, он после князя Ростова заехал.