Отнималась рука, затем бедро, почки, а плечо вдруг стало влажным, теплым и начало кровоточить. Те остановились и уставились на Надзирателя.

– Чего вы остановились? Бейте его, бейте сильнее!

– У него кровь! —Объявил один из них не зная продолжать ли расправу или нет.

– Что там у него, задерни его жалкую рубашонку, ах, ну конечно, пулевое ранение да старичок? Ничего, сегодня мы лишь познакомили тебя с традицией нашего прекрасного заведения, так как девчонку твою мы бить не будем, она здесь все же не спроста в этой камере напротив, или ты думал мы такие сердечные и добрые раз поместили вас друг против друга, ха! Ты будешь получать за двоих старичок. – Сказал Надзиратель, нагнувшись к нему и смотря исподлобья на лежачего и ничего не представляющего из себя Фабио. Голос Надзирателя сделался властным и грубым. – Она будет глядеть как ее отца избивают, будет наблюдать как рассудок потихонечку покидает твою голову, она воочию увидит кем ты в последствии станешь и к старости, если конечно доживешь до нее, ты уже и не вспомнишь кто она мать его, такая. – Надзиратель выпрямился, Фабио лежал, стараясь совладать с эмоциями, ему сейчас как никогда необходимо было заглянуть глубоко внутрь самого себя, оказаться в колодце его знаний и опыта, прожитого за все дарованное ему время. Фабио понимал какие последствия будут от излишних слов и потому промолчал.

Милена стояла у решетки держась за нее руками и едва сдерживала подступившие слезы. Грудь ее содрогалась от беззвучных рыданий, глаза покраснели от слез, которые словно маленькие части ее невинной души обратившиеся в жидкую форму покидали тело болезненно и безвозвратно. Голова закружилась, а ноги подогнулись, Милена опустилась на колени. Она наблюдала за тем, как Фабио поволокли куда-то. Несмотря на незримую боль он смотрел ей вслед, а охранники и Надзиратель настолько были заняты своими мыслями что не придавали никакого значения Фабио, они полагали что он без сознания. Милена узнала пустой взгляд отца, и вся боль, которая досталась ему, перешла к Милене. Дрожь прошлась по ее телу и вместе с ней внезапная боль точно подхваченная простуда широкой поступью закрадывалась внутрь.

Сидя на холодном полу, она кивала как бы соглашаясь с той мыслью, что пришло время расплаты, а время, когда она была счастлива, закончилось и бесследно прошло, обратившись в бесчувственные и далекие воспоминания. Она все так же находилась среди полуживых людей, раскинутых по камерам, где-то молча сидел или лежал Сергей, от которого впервые за долгое время не было слышно ни звука. На Милену глядел какой-то лысый мужчина и взгляд его был полон сострадания, он отвернулся и ушел в тень своей камеры исчезнув так же, как и радости, которые пережила Милена вместе с отцом. И сейчас ей больше всего хотелось, чтобы это ее избили до полусмерти, чтобы она оказалась на месте отца, который с нечеловеческой терпимостью снес все удары, мужественно отмалчиваясь и сохраняя самообладание. Она видела, как Надзиратель был недоволен такой выдержкой и явно не получил того, чего так неистово жаждал, но у Надзирателя было одно веское преимущество – огромное количество времени, которое он может использовать дабы достичь желанной цели и сломить их дух. Милена всеми силами боролась с беспросветными мыслями и в этот момент как нельзя кстати подал голос Сергей, словно чувствуя ментальную безысходность Милены, он начал поддерживать ее из своей камеры, даже не подозревая как трудна была для нее та минута.

– Наставник никогда не говорил мне о плохом, он был всем для меня, а эти твари не пожалели его, тогда как он пожалел бы их, он не видел в людях того дерьма что они являют свету, слышишь Милена? Каким бы ни был человек он всегда шел к тому навстречу, он всегда помогал тем, чем мог помочь. Боюсь, я не настолько свят, я как камень, болтающийся под ногами, никчемный черт возьми камень! И в один день я утону в море, может меня закинут туда детишки или я сам доберусь до туда, это не важно, важно другое, как бы ни было тяжело сейчас нам нужно выстоять, нам нужно глотать свои слезы и ждать пока раны затянуться, нам нужно терпеть и жить ради цели которой так трудно достичь. Все что нам остается это ждать случая, надеяться, что когда-нибудь у нас появится шанс, когда нибудь мы из маленького зерна станем огромным деревом. Я уверен, Фабс не спроста такой тихий, он и через наручники поотрывал бы им головы, нет, сейчас не время и не место, Наставник никогда не учил меня тому, что навредит другим, он всегда обращался со мной как с сыном и я потерял своего отца, но ты еще не потеряла, ты все еще здесь и мы вместе. Разве кто-либо одолеет нас, когда мы вместе? Да никогда черт возьми, ни при каких обстоятельствах! Раны всегда заживают, очень медленно, но это так. Черт, не умею я произносить такие мать его речи, но я стараюсь правда, стараюсь ради тебя маленькая убивашка, чтобы ты не переживала. Мы отомстим этим уродам за каждую слезу что ты проронила, я отлично знаю как месть работает во благо духу, месть поднимает тебя с колен, месть заставляет вставать снова и снова. Кормить ее не составляет труда, обратный отсчет уже пошел, я знаю, что мы здесь не задержимся, мы будем держаться друг за друга и свергнем мать его весь мир!

Вдруг заключенные оживились и заревели вдохновленные речью Сергея, тогда как он возлежал на своей дощечке и чувствовал невыносимую боль при каждом слове, но несмотря на это эмпатия и сочувствие к Милене сподвигло его пренебречь своим состоянием и произнести слова поддержки. Она не была для него чужим человеком, для него она была совсем еще маленькой, и он понимал, как ей невыносимо наблюдать за тем что творят эти беззаконники с ее отцом и хотя время что они провели вместе как капля в море, он все же не смог сдержаться от наставления, от поддержки которую должен был выказать, хотя и очень редко делал что-либо подобное. В мыслях его постоянно появлялся Наставник, который точно переродился и нашел пристанище в голове своего ученика – так знания, обретенные нами от мудрецов, остаются с нами даже после их смерти и являются ни чем иным как их посевом в почве нашего разума. Сергей даже после смерти Наставника не переставал думать о нем и те светлые воспоминания, с которыми он был неразрывно связан, сыграли свою существенную роль для того, чтобы побудить его произнести столь нетрадиционные, но весьма своеобразные слова сопереживания.

Все что могла почувствовать Милена это слабое облегчение, она знала, что Сергей невесть какой странный, но она тепло приняла его поддержку, ей даже стало не по себе, когда весь блок начал одобряюще кричать. Фабио уже несли обратно умытого и перевязанного. Ноги его колыхались по пути смотря носками в разные стороны, положив его на землю охранники отворили камеру и в тот момент Фабио взглянул на Милену и разглядел ее заплаканное лицо излучающее боль и муку, он и сам почувствовал себя в ее положении, ему было больно сознавать что она страдала, он и не знал кому из них было хуже…

Фабио поволокли по полу в камеру и закрыли за ним. Обругивая все на своем пути охранники удалились, предупреждая чтобы ни звука не было слышно.

– Пс-с! – Шепнул из-за угла своей камеры Поляк. – Ты держался молодцом, старик, слышал бы ты, как твой дружок подсобил твоей дочке, прямо-таки благородный малый.

Фабио ничего не смог ответить, лишь издал какой-то звук, который только мог произнести дабы дать понять, что слушает Поляка.

– Я думал он у вас сумасшедший, – продолжал Поляк, – похоже вчерашние тумаки здорово ему помогли прийти в себя, такое бывает сплошь и рядом, держись главное там не раскисай, боль временна, все временно, что поделать, раз на нашу голову свалилось это бремя, может однажды все встанет на свои места, мы сорвемся с цепи, мы вырвемся. Тьфу! О чем заговорил? Видишь, как подействовал монолог твоего дружка? Ему бы в ораторы.

Фабио положил голову на холодный пол, когда Поляк смолкнул. Он чувствовал предел собственных сил. «А кому сейчас легко?» – думалось Фабио, и правда, ведь никогда жизнь не была легкой и задорной ежедневно. Люди умирают, голодают и убивают друг друга, молодожены разводятся, дети покидают отчий дом, вырастают и забывают о родителях, старики писают в штаны и проклинают всех подряд, молодые мечутся из стороны в сторону и сами толком не знают, чего же они хотят. Если ты убиваешь, если избрал путь убийцы, то заплатишь за это сполна, если что-то ценишь, то не будет вечен предмет этой ценности, и что есть тюрьма для Фабио, когда вся жизнь являлась для него тюрьмой и лишь маленькая девочка скрашивала эти денечки, лишь ради нее он жил и будет жить.

Лежа на полу Фабио, повернул голову чтобы взглянуть на Милену, которая никак не могла найти себе места и ходила по камере озабоченная своими мыслями. Разные чувства заботили ее, никак не давая возможности думать здраво, заставляя ее забывать о настоящем всецело отдаваясь прошлому и будущему. Печаль заполняла ее сердце и ей меньше всего хотелось бы нести эту ношу. Каждый миг, проведенный в заточении, становился все хуже и ее пугала та действительность, неопределенность и та безвыходность, которая ложилась ей на плечи.

Следующий день прошел бесследно не отличаясь ни хорошим ни плохим, лишь Сергей изредка скрашивал наступивший вечер выкрикивая несуразицу, он мог и запеть на весь блок и заплакать, совсем не стесняясь посторонних, Фабио и Милену этот факт не сильно смущал и, хотя они были осведомлены о его безумии, все же они тревожились за Сергея, который становился с каждым днем все больше и более неуправляем, чем сильно досаждал охране, так как они не могли бить его слишком часто, иначе он мог попросту истечь кровью и умереть. К тому же, как назло, после побоев Сергей делался еще непереносимее чем прежде, тем самым как бы по-своему наказывая блюстителей закона в блоке.

В тот вечер Фабио лежал на своей дощечке в сонливом и бессознательном состоянии, в глазах его трудно было что-либо разглядеть, так словно он глядел прямо в бездну, которая развернулась пред ним и отразилась в его глазах.

Когда охранники покинули блок остался один лишь Надзиратель. Он взял табуретку и пошел прямиком к концу блока, туда, где располагались камеры Фабио и Милены. Стоило ему сесть как Фабио сжал руки в приступе гнева ловя на себе тупой взгляд Надзирателя, но сомнений быть не могло, он пришел не для того, чтобы вершить правосудие тумаками, многие были озадачены этой выходкой и ждали что будет.

– Знаете какой сегодня день? – Промямлил Надзиратель и ответом ему послужила тишина. – Сегодня самый обычный день, самый что ни на есть обычный.

Фабио не понимал к чему он клонит. С другой стороны, на него смотрела Милена и беззвучно, шевеля одними губами, она поинтересовалось у отца что происходит, но Фабио лишь пожал плечами. Надзиратель мечтательно глядел перед собой, так словно это водка подтолкнула его на столь странную выходку и взял небольшую паузу собираясь с мыслью.