Ночь и двое мертвецов по соседству его не пугали. Страшнее было думать не о смерти, а о жизни, в которую он вернется с пустыми руками, не принеся священного обещания «все будет хорошо».
– Я с тобой не останусь, – твердо заявил Илия и, вцепившись в край алтаря, подтянулся и встал.
Израненные руки Илии расчистили корпус Эльфреда от паутины. Он почему-то захотел взглянуть и туда, где должны были быть его зеленые глаза «цвета эскалотского малахита». «Такие же, как у многих из нас, такие же, как у тебя, Илия», – прозвучал в памяти голос отца.
– Чтобы ты знал, если это ничем не закончится, мы справимся без тебя. Я вернусь без тебя. И я… не знаю я никаких ритуалов, – решительно произнес Илия, хотя и шмыгнув носом, и вновь потянулся к Лоридалю. Он взялся за колючую рукоять и поднял одну из частей, другой рукой собрал остатки клинка.
– И это все? – спросил Илия у пустой пещеры. – Это вся твоя помощь? Ты погрузился в забвение, а потом оброс Ложью. И если желаешь ее рассеять, то я – твой последний шанс.
Голос Илии носился эхом под куполом, но Эльфред был неподвижен и нем. Илия разочарованно помотал головой.
– Я ухожу.
Он сделал несколько шагов по палубе, но пол под ногами обрушился, и Илия с криком рухнул в трюм. Последнее, что он почувствовал, – острую боль в темени и как на бровь, щекоча, сползла струйка крови.
Очнулся Илия в странном месте: в тронной зале с длинным столом. Люди, сидящие за ним, замерли каменными статуями: на лицах одних застыли гримасы удивления, ужаса, гнева, другие, повернутые в противоположную сторону, еще поднимали кубки, не заметив реакции прочих пирующих. В дверях расположился скульптурный ансамбль из нескольких фигур в динамичных позах, будто те только ворвались в залу с обнаженными мечами и призывными криками. Во главе стола пустовал малахитовый трон. Илия присмотрелся. Все сидящие на длинных резных лавках были мужчинами, более того, рыцарями. В ногах одного из них сидел шут – в одной руке он держал погрызенную кроличью ножку, а другая тыкала указательным пальцем в сторону нападающих. Над столом навис в полете окаменевший платок. Илия долго разглядывал сцену, будто знакомился со всеми присутствующими. Шут привлек особое внимание. Его лицо, вероятно, привыкшее строить рожицы, смешно вытянулось, а рот застыл в немом вопле.
– Это Борбон Борбонда, – послышался спокойный мужской голос, от которого Илия дернулся и отпрыгнул от придворного дурака.
Откуда ни возьмись, показался король – живой, крепкий, высокий мужчина с зелеными глазами. Одна рука указывала на шута, вторая покоилась на рукояти меча с малахитовыми украшениями. Илия ошарашенно разглядывал Эльфреда, который делал вид, что все происходящее вокруг – самое посредственное событие.
– Хороший малый, – отрекомендовал он своего слугу и прошествовал к трону. – Его было больше всех жаль, в конце концов, он единственный здесь мирный человек.
– Что тут произошло? – тихо спросил Илия, чувствуя, как неуютно звучит его голос в акустике каменного зала.
– Бойня, – скорбно ответил Эльфред. – Это только первые ворвавшиеся. Их были тысячи. Они убили всех мужчин и даже младенцев-мальчиков, чтобы мстить было некому и некому сохранить и записать. Иногда не давать женщинам заниматься многими полезными делами – очень глупая затея.
Илия приподнял одну бровь, выражая недоверие иллюзии.
– Весьма прогрессивные мысли для короля древности.
– О, у меня была тысяча лет, чтобы разобрать и события последних минут моей жизни и все, что им предшествовало, – с улыбкой сообщил Эльфред. – Присаживайся, юноша, вот здесь пустует место.
– На трон? – удивился Илия.
Эльфред расхохотался.
– Ты уж не обижайся, хоть ты и гость, которому я отдам все лучшее, но этот трон займу я. Вот по правую руку – место сэра Ламеля – весьма почетное.