В «Летописце начала царства» в составе Никоновской летописи тема божественной помощи избранному народу затрагивается, в частности, в связи с казанским походом Ивана IV 1551 г., в результате которого было освобождено 60 тыс. русских пленников. Это избавление от татарского рабства русских православных христиан у автора летописца вызвало прямые ассоциации с Исходом древнего израильского народа из египетского плена: «Збысться древняа благодать: якоже древле Создатель Израильтескый род Моисеом из Египта изведе, такоже и ныне Христос царем нашим православным изведе из работы Казаньскые множество дуть христианьскых»[506]. Для летописца очевидно, что Бог никогда не оставляет свой народ в беде и само Божественное участие в судьбе народа может являться знаком его избранничества.

Выражение «новый Израиль» неоднократно употребляется в Степенной книге царского родословия, созданной в 1560–1563 гг. по поручению митрополита Макария монахом Чудова монастыря Афанасием[507]. При написании Степенной книги был использован Патриарший список Никоновской летописи, прославлявший род московских великих князей, ведущих свое происхождение от императора Августа[508]. Автор Степенной книги использует это выражение в описании самых разных событий русской истории, но всякий раз оно связано с темой Исхода.

Так, дважды оно встречается в рассказах о взятии Корсуни Владимиром и о крещении Руси: «Яко же древле Моисеи изведе Израиля от работы из Египта, взят с собою и кости Иосифа Пре-краснаго, тако и Владимир, идый ис Хирсоня, хотя извести новаго Израиля (курсив мой. – А.К.), державу царствиа своего, от работы кумиробесиа, тако же взят с собою и многочудесныя мощы святаго… Климента, папы Римскаго…»[509]. «И тако вси изыдоша от воды просвещени душею и телом, радующеся и славяще и хваляще Христа Бога, яко спасе их, яко же древле Израиля от работы рукою Моисеовою, тако и ныне новаго Израиля (курсив мой. – А.К.), русьскиа люди, рукою Владимировою равноапостольнаго самодержца»[510].

Афанасий использует выражение «новый Израиль» и в описании чудесного избавления Руси от нашествия Тимура («Паки сугубляет (Темир Аксак. – А. К) безбожьное свое воиньство, паки огорчевается на крестияньский род, на новаго Израиля ко своей ему погибели, яко же древний фараон…»[511]) и в рассказе о взятии Казани («Милосердый же Бог… Израиля же немокрено сквозе море проведе, тако и зде Той же Бог подвиже благочестиваго царя Ивана, его же рукою хотя свободити новаго Израиля, христоименитыя люди, от пленения Татарска…»[512]).

Желая подчеркнуть участие Бога в судьбе русского воинства, штурмовавшего Казань, Афанасий проводит сопоставление между Иваном IV и пророком Моисеем: «Подобно Моисею, иже во время брани со Амаликом руце простер на высоту и не преста от молитвы… тако и сей новый Моисей (курсив мой. – А.К) во время брани на поганых татар никако уже не уклонися от церквы, ни от слезныя молитвы преста, доньдеже совершися божественная литургия»[513].

Как в библейской истории Бог внял Моисею, который в течение всей битвы с Амаликом, стоя с распростертыми руками, молил Бога о помощи своему народу, так и во время битвы русских войск с татарами пастырь нового избранного народа, «новый Моисей», Иван IV непрестанно возносил молитвы Богу за свой народ[514].

Еще в одном значении определение «новый Израиль» предстает в текстах Степенной книги, в которых восхваляется род великого князя Владимира Святославича: «Яко же семя Авраамле и Исаково и Израилево никто же не может исчести, тако и семя блаженнаго Владимира, новаго Израиля (курсив мой. – А. К). По божественому Давиду „зело бо утвердишяся владычествиа их, и паче песка умножатся»»[515]; «И яко же древле возлюби Бог и благослови и умножи семя праведнаго Авраама, тако и зде, в новой благодати в Русьстей земли, возлюби Бог и благослови и умножи новаго Израиля (курсив мой. – А.К), семя, праведнаго Василиа… иже и доныне вси тщахуся угодная Богу сотворити»[516]. Здесь ясно видно, что название «новый Израиль» соотносится Афанасием с собственным именем патриарха Иакова, вследствие чего новым Израилем у него становится как сам князь Владимир, благочестивый прародитель русских князей, так и все его «праведное» семя – великие русские князья вплоть до Ивана IV[517]. Именно подвиги потомков Владимира, среди которых, по словам Афанасия, были и мудрые правители, и славные военачальники, и мученики, а также те, чьи добрые дела еще «не явлены», и воспеваются на страницах Степенной книги.

Таким образом, в Степенной книге царского родословия термин «новый Израиль» употребляется во всех своих основных значениях. Он используется в качестве собственного имени князя Владимира, названия его рода, для обозначения Русского государства, а также всего русского народа.

К образу Израиля обращаются в своих посланиях, адресованных друг другу, Андрей Курбский и Иван Грозный[518]. Хотя оба автора не используют выражение «новый Израиль», а обходятся более простой формой «Израиль», они хорошо понимают, что речь идет именно о Московском царстве. «Почто, царю, сильных во Израили побил еси и воевод, от бога данных ти на враги твоя, различными смертьми расторгл еси…?» – спрашивает Грозного Курбский[519]. «А сильных есми во Израили не побили, и не вем, кто есть сильнейший во Израили, понеже бо Руская земля правится божиим милосердием, и пречистые богородицы милостию, и всех святых молитвами…», – отвечает в своем послании царь[520]. А дальше Иван Грозный пишет: «А всего тебя есми не лишивали и от божия земли не отогнали, но сам еси себя от своих лишил… не божия земля тебя от себе отогна, но ты себе от божия земли отверг и на ей пагубу возстал еси» (курсив мой. – АК.)[521]. Очевидно, что под Израилем понимается Русское государство, а русская земля называется «божией землей».

Заслуживает внимания обращение Ивана IV к образу пророка Моисея. Б первом послании Курбскому Грозный, опровергая доводы опального князя о необходимости царю опираться на мудрых советчиков (в число которых в свое время входил и поп Сильвестр), приводит в качестве примера пророка Моисея, наделенного Богом всей полнотой власти над своим народом: «Вспомяни же, егда бог извождаше Израиля из работы, егда убо священника постави владети людьми, или многих рядников? Но единого Моисеа, яко царя, постави владателя над ними…»[522]. Таким образом, у Ивана IV Моисей становится образцом жесткого единовластного правителя, который в своих поступках отчитывается исключительно перед Богом. Очевидно, что таким же правителем видел себя и сам Иван, воспринимавшийся современниками как новый Моисей.

Выражение «новый Израиль» часто употребляется в сочинениях, описывающих события Смутного времени. Б своем «Временнике», в названии первой же его главы, дьяк Иван Тимофеев прямо называет Россию Новым Израилем, который населяет «божий народ»: «Самодержавная вправду царствия благочестивых иже царствоваша по благодати новому Израилю, велицей Росии (курсив мой. – А.К.), при нашем роде, преимея во всех»[523]. Иван Андреевич Хворостинин называет израильтянами русский народ, который, приняв крещение, узрел истинного Бога, стал просвещенным, каким прежде был народ еврейский: «Мы убо воистини нарицаемся израильтяне новопросвещенныя… Израиль бо сказуется ум зря Бога; тако и мы верою чистою зрим Бога в Троицы единоначалии и живот и живущее царство бесконечное»[524].

В изобразительном искусстве и архитектуре наиболее ранними памятниками, в которых нашла свое отражение идея богоизбранности русского народа и государства, являются иконы второй половины XVI в. «Страшный суд» из Национального музея Швеции (Стокгольм)[525] и Воскресенского собора в Тутаеве[526], «Благословенно воинство небесного царя» (ГТГ)[527] и «Церковь воинствующая» (Музеи Кремля), росписи «Золотой палаты» (1547–1553)[528] и Архангельского собора (1564–1565)[529] Московского Кремля, храм Покрова на Рву (1554–1560)[530], барельефы Царского места из Успенского собора Московского Кремля (1551)[531], а также миниатюры Лицевого летописного свода[532]. Б число этих памятников следует также включить проект грандиозного Храма Святая Святых, представлявшего собой точную копию Храма Воскресения в Иерусалиме, который в царствование Федора Ивановича при активном участии Бориса Годунова планировалось возвести в Московском Кремле.

В иконах «Страшный суд» из Стокгольма и Тутаева, «Благословенно воинство небесного царя» и «Церковь воинствующая» воплотилось представление об особом статусе русского народа как избранника Божьего. В составе композиции «Страшный суд» на «стокгольмской» и тутаевской иконах присутствует изображение Исхода евреев из египетского рабства. Подобно авторам рассмотренных выше литературных произведений, иконописцы переосмыслили образ Исхода, наполнив его новым содержанием, вмещающим в себя идею о новом народе Божьем, который у мастера иконы из Стокгольма прямо именуется «богоизбранным новым Израилем». На иконе «Страшный суд» из стокгольмского музея, написанной, предположительно, между 1564 и 1572 гг., новый богоизбранный народ (новый Израиль), ведомый пророком Моисеем в небесный град, состоит прежде всего из тех, кто готов отдать свою жизнь за православную веру и стать воинами-мучениками[533]. Включенный в композицию и размещенный в ее верхнем регистре (над изображением ангелов) этот переработанный образ Исхода приобрел новое, онтологическое значение, став вневременным священным действом, своего рода «Великим Исходом» избранного народа, который будет спасен Богом и сможет, минуя Его суд, унаследовать уготованное ему Небесное царство.

Интересно отметить на «стокгольмской» иконе изображение Моисея, где он показан вооруженным воином, скачущим перед своим войском на белом коне. Изображение Моисея в боевом облачении ясно указывает на желание иконописца показать его в первую очередь как воина-победителя и избавителя от рабства вверенного ему Богом народа. Возможно, что в образе Моисея автор «стокгольмской» иконы также хотел представить Ивана IV – пастыря и избавителя нового богоизбранного русского народа.

В наиболее завершенной форме заложенные в иконах «Страшный суд» из Стокгольма и Тутаева идеи воплотились в грандиозной иконе «Благословенно воинство небесного царя», происходящей из Успенского собора Московского Кремля. По мнению В.В. Морозова, эта икона «представляет апогей теории богоизбранности российского самодержавия во всех ее проявлениях» – теории, положенной в основу и Степенной книги[534]. Создатели этого уникального памятника стремились показать, что путь нового богохранимого народа в уготованное ему Царство Божие (небесный Иерусалим), как и древнееврейского народа в землю обетованную, лежит через подвиг самопожертвования в борьбе с его врагами. Повышенное внимание к тематике мученичества во второй половине XVI в. было вызвано военными действиями, которые непрерывно вело Русское государство. Это борьба с Казанью, Астраханью, крымским ханом, а затем затяжная Ливонская война и, наконец, война внутри страны с «изменниками» и «отступниками» в период опричнины. Все эти войны рассматривались как религиозные войны за веру. Б таких условиях самопожертвование на поле брани в борьбе с неверными (а в их число входили и мусульмане-татары, и вероотступники литовцы и поляки, а также царские изменники, которые в глазах Ивана IV представлялись отступниками от православной веры) становилось деянием, равным подвигу мученика, за которое должно последовать и соответствующее воздаяние.

Иллюстраторы Лицевого летописного свода, желая указать на избранность народа, прибегают к иллюстрации божественного участия в наиболее трагичные моменты в его истории. Сначала Бог оказывает помощь воинам Древнего Израиля, ангельское воинство (иллюстрации подвигов Иисуса Навина и Гедеона составляют большую часть хронографической части свода), а затем и русским ратникам[535]. Художники, украшавшие рукопись свода, основное внимание сосредоточили именно на воинской тематике[536]. Как и у иконописцев рассмотренных выше икон, ратный подвиг приобретает у иллюстраторов Лицевого свода особый сакральный смысл, становясь высочайшей добродетелью. Здесь с особой силой звучит идея избранности русских князей и их воинов, которые никогда не остаются без поддержки «небесного воинства»[537].

Та же тематика воинствующей церкви легла в основу и иконы «Благословенно воинство небесного царя». Б 60-е гг. XVI в. главным противником Русского государства становятся католики и протестанты. Поэтому по словам О.М. Подобедовой, «тема „Воинствующей церкви» распространяется на весь цикл исторических известий, связанных с победой на западных рубежах, а отсюда и действия Ивана IV органически явились продолжением заранее предначертанной миссии»[538].

Во фресках Золотой палаты тема богоизбранности Русского государства была одной из главных (если не самой главной) во всей системе росписи как самой палаты, так и ее сеней. Составившие иконографическую программу росписи идеологи и украсившие фресками стены и своды палаты художники стремились подчеркнуть божественное происхождение царской власти, а также постоянное участие Бога в судьбе Его народа. Используемый ими прием сопоставления истории Древнего Израиля и его царей (в росписи сеней) с событиями из русской истории (в самой Золотой палате), несомненно, должен был привить мысль о переходе статуса избранного народа от евреев к русским, а статуса боговенчанных царей от царей Древнего Израиля сначала к киевским, а затем и московским великим князьям[539].

По мнению ОМ. Подобедовой, росписи Золотой палаты «читаются как некое напоминание об избранности и божественном предначертании пути народа, как аналогия судьбам народа, которым управлял Иван IV»[540]. Образ Исхода был выбран художниками для иллюстрации идеи богоизбранности народа, а богоизбранность царской власти раскрывалась через образы ветхозаветных царей и батальные сцены[541].

Фрески Архангельского собора Московского Кремля созвучны идеям, воплотившимся в росписях Золотой палаты: русские князья – ставленники Божий и вожди нового избранного народа, «нового Израиля»[542]. Мастера, украсившие собор, стремились прославить родословие русских князей как продолжение родословия библейского[543], что, как было показано выше, находит свое отражение и в литературных произведениях. «Основным содержанием росписи, – замечает Т.Е. Самойлова, – становится идея спасительной миссии христианского государства с его царем и со всем родословием последнего»[544].