– И тебе хорошего дежурства, Хава!
Когда вышла на набережную, сразу почувствовала на себе жаркое объятие местного солнца. Такое жаркое, что задохнуться можно. И небо от жары кажется белым, и море тоже белым… Но это пока глаз не привык. Вот привыкнет, и все встанет на свои места. Да, в это солнце лучше не соваться в летние месяцы! Только если по большой необходимости, как у нее…
В маленькой кафешке с кондиционером выпила кофе, съела пресную теплую лепешку, намазав ее хумусом. Вкуснота. К местным блюдам тоже надо привыкнуть, распознать их для себя во всех нюансах. Помнится, поначалу этот самый хумус никакого впечатления на нее не произвел, напомнил вкус каши-горошницы из детства. А потом ничего, втянулась… И даже домой всегда привозила пару баночек, и они потом долго стояли в холодильнике, напоминая ей о поездке. И даже, казалось, надежду давали какую-то… Мол, если есть в ее жизни Израиль с хорошей клиникой, значит, и спасение когда-нибудь придет.
И вот оно – спасение. Замаячило впереди. Даже думать об этом боязно. И очень хочется думать… И надо вставать из-за столика, идти в клинику – тут пара шагов осталась. Как ее Давид встретит, интересно? А вдруг он уже передумал ей операцию делать?
– …Танечка, ну наконец-то! Я рад тебя видеть! Ты где пропадаешь? Я смотрел на табло, твой рейс давно прибыл…
Она по его лицу видела: и впрямь рад. И сразу успокоилась как-то. Значит, операция все-таки будет.
– Так я в отель пока заселилась, пока позавтракала на набережной… Вот, уже и пришла… – оправдалась она с улыбкой.
– А зачем в отель? Я думал, что сразу тебя в клинику положу… Сначала ведь обследоваться надо, потом пойдет подготовка к операции… Тут ведь свой нюанс есть, как бы тебе объяснить… Подготовительный период должен быть недолгим, но очень интенсивным, в этом вся задача и есть. И надо не пропустить момент, когда будет возможность действовать операбельно. Поймать этот момент, понимаешь?
– Понимаю, Давид. Но я отель всего на один день забронировала. Завтра уже могу в клинику лечь. У меня ведь есть сегодняшний день, правда? Он ни на что не повлияет?
– Но…
– Мне нужен этот день, Давид. Я хочу в Иерусалим съездить. В храм… Чтобы попросить…
– Что ж, я понимаю тебя, Танечка. Но давай так договоримся: завра рано утром ты приходишь сюда. И не ешь ничего, ладно? Натощак надо…
– Я поняла, Давид. Я все поняла. А сейчас я пойду, ладно? До завра, Давид!
– До завтра, Танечка… Жду… И не забудь – надо все время пить воду! У тебя есть с собой вода?
– Да, в рюкзаке целая бутылка… Я помню про воду, конечно же, помню. Ну все, я пошла…
После обеда она была уже в Иерусалиме, медленно продвигалась по узким, наполненным гортанными призывами арабских торговцев улочкам. По ним надо было идти вот так – медленно. В этом была некая прелесть, похожая на предвкушение чего-то особенного, что должно вскоре произойти.
Сама она прекрасно понимала, что должно было произойти. Как же она любила этот самый момент, когда попадаешь из улочки во двор Храма! Будто что-то переворачивается внутри, и душа становится на свое место. И выдыхает радостно – господи, да неужель я снова здесь? Да не может быть…
Может, стало быть. Может. Надо только передохнуть немного. Не телу, душе передохнуть. Сесть на высокие ступени в сторонке и сидеть долго, долго… Многие так сидят, вон сколько народу рядом. Сидят и молчат. И улыбаются. И она тоже улыбается, наверное. И так же глаза у нее блестят внутренней радостью.
А раньше она и не знала, что может испытывать что-то подобное. Никогда не была такой… Истинно верующей. Нет, могла зайти в церковь, конечно… И крестилась, и молитву «Отче наш» назубок знала. Но на этом ее «воцерковление» и заканчивалось. А тут, возле храма… Тут что-то свое было, не поддающееся рациональному объяснению. Тут, можно сказать, душа всем существом заправляла, взлетала вверх свободно и радостно. Словно хотела сказать – мы все едины для бога душой: и воцерковленные, и не очень. Отдыхай, пока ты здесь, и сил набирайся. Пригодятся тебе силы-то в суетной твоей жизни, ох как пригодятся.
Ну все, теперь можно в Храм зайти… Благо, что там туристов в эту жаркую пору совсем мало.