– Тебе нужно перетянуть бедро ремнем, иначе ты истечешь кровью. У тебя повреждена артерия, дорогая. Тебе лучше поторопиться. Ты скоро потеряешь сознание.

Я выдергиваю пояс залитыми кровью пальцами и на ощупь затягиваю его вокруг бедра.

– Сильнее, еще.

Дыша с трудом и стиснув зубы от боли, я дергаю ремень.

– Хорошо. Прости, что пришлось причинить тебе боль, Катарина, но я хотел убедиться, что мы сможем поговорить, прежде чем ты попытаешься меня убить.

Я завязываю ремень и тяну за концы, чтобы еще сильнее стянуть ногу, но рана продолжает пульсировать, а на плитку льется густая горячая кровь. Ткани в колене только сформировались после повреждений в «Хоумстэйке», и они еще хрупкие. Магнит разорвал их словно нож, разрезающий фрукты. Я стискиваю зубы и затягиваю ремень покрепче.

– Думаю, у меня осталось не так много времени на разговоры, если я продолжу истекать кровью.

Лаклан несколько мгновений просто смотрит на меня, а затем кивает. Рядом со мной с шипением открывается ящик, из которого вырываются клубы холодного пара, и я вижу ряд шприцев с серебристой жидкостью.

– Это исцеляющая сыворотка, – говорит он. – Она сработает быстрее, если поставить укол прямо в рану. Это последняя разработка. Я сам ее создал.

Прикусив губу, я достаю шприц. Я не доверяю Лаклану, это слишком рискованно, но лужа крови вокруг увеличивается с каждой секундой. Кровотечение так и не остановилось. Я чувствую, как падает давление. У меня просто нет выбора, остается лишь поступить так, как он говорит.

Я зажмуриваюсь и ввожу иглу в растерзанное колено.

– Моя девочка, – говорит он. – Молодец.

Боль почти мгновенно стихает. Я роняю измазанный кровью шприц на пол и облегченно вздыхаю. Кровь течет медленнее, а затем превращается в тоненькую струйку. Я приподнимаюсь на трясущихся руках и ползу спиной вперед, пока не приваливаюсь к стене.

Лаклан смотрит на меня, а выражение его лица все такое же бесстрастное и непроницаемое. Я вспоминаю, как Коул мне сказал, что он мертв. Я плакала по этому человеку. Я любила его. И, возможно, часть меня все еще любит. Это бы объяснило, почему так сжалось горло и колотится сердце. Я пришла сюда с пистолетом и твердым намерением воспользоваться им, но сейчас, сидя здесь и глядя в глаза Лаклана, не знаю, смогу ли сделать это.

Он кашляет кровью. И выглядит так, словно серьезно ранен. Бинты покрывают его лодыжки и стопы, а кожа вокруг руки и шеи покрыта волдырями и царапинами.

– Похоже, тебе тоже больно, – говорю я. – И ты бы мог сам воспользоваться одним из этих шприцев.

Он медленно переводит взгляд на забинтованную руку.

– К сожалению, это невозможно. Я просчитался со временем, когда мне нужно было уйти из лаборатории «Картакса», когда устроил взрыв. Генкиты повредили мою панель, когда сдетонировали. Я не рискую использовать исцеляющие технологии, пока она не восстановится.

– Это на тебя не похоже. Обычно ты осторожен.

Лаклан пожимает плечами, а затем вздрагивает из-за этого движения. И к моему ужасу, какой-то части меня все еще не по себе от того, что он мучается от боли.