Я непонимающе смотрю на нее. Что такого сделали Рон с Герми? Полшколы целуются и обжимаются, если угодно так выражаться. Со мной что не так? Или ее просто выводит из себя наша исключительность?
- Мистер Поттер, - она поджимает губы, хотя, кажется, больше уже некуда, они и так вытянулись в тонкую-тонкую ниточку, - Вам не кажется, что Ваше пребывание в апартаментах директора Хогвартса несколько затянулось?
Вот блин! Она что, догадалась? Не могла она догадаться! Это просто невозможно!
- Вы вполне здоровы, о чем свидетельствует Ваша энергичная беготня по школе в последние дни. Я не понимаю, почему Вы продолжаете пользоваться гостеприимством директора до сих пор. Безусловно, пока Вы были между жизнью и смертью, в этом была прямая необходимость. Но вот сейчас? У господина директора достаточно забот кроме Вас. Вам льстит подобное внимание? Я даже могу понять, что он разбаловал вас, пока Вы были больны. Но Вы же не можете не видеть, что отвлекаете его, мешаете ему, наконец! Почему бы Вам сегодня же не вернуться в гриффиндорскую спальню?
Мне кажется, меня поразил гром. Я открываю и закрываю рот, но не могу ничего из себя выдавить. Да и что я могу ей сказать? Что я не могу жить без него? Вот она обрадуется! И тут меня пронзает страшная мысль, я из последних сил пытаюсь удержать ее на расстоянии. Но она успевает оформиться и предстать передо мной во всей красе, мол, полюбуйся, Поттер, как ты мог этого сам не замечать? А что если он сам… если он сам намекал Мак Гонагалл на нечто подобное? Что если этот отъезд всего лишь повод поставить меня на место? Он не мог! Или мог? Я подумаю об этом потом, потом, когда мы выйдем отсюда, я гоню от себя эту страшную мысль, но она не желает уходить, обрастая все новыми подробностями. Что если он делал все это просто из чувства вины? Ведь он считал, что искалечил меня морально этими ритуалами. Что если это была всего лишь, как это называется у магглов, психотерапия? Нет-нет, это неправда! Нет! Он же сам сказал, что хочет меня, нет, это неправильное слово. Но он не сказал большего…
- Что же Вы молчите, мистер Поттер? - Минерва Мак Гонагалл смотрит прямо мне в глаза. И глаза у нее, как у птицы, словно неживые.
«Да потому что мы не просто так спим вместе, черт побери, потому что мы почти любовники и только его страх за меня отделяет нас от последнего шага, потому что вчера мы впервые уснули рядом и нас не разделяло ни единого клочка одежды, потому что я хотел, чтобы его запах оставался на мне до утра, нет, навечно… Потому что я принадлежу ему без остатка. А он мне? А он?»
- Да, госпожа декан, Вы совершенно правы, - четко отвечаю я, падая на дно глубокого колодца своих страхов.
- В таком случае, молодые люди, я вас больше не задерживаю. Надеюсь, мы поняли друг друга. И простите, если я была чрезмерно резка с вами. Но все, что я делаю, делается для вашего же блага. Вы студенты моего факультета, и я ожидаю от вас достойного, нет, образцового поведения. Вы сейчас - живая легенда, - она несколько смягчается к концу нашего разговора, успев уже, однако, в своей сокрушающей невинности нанести страшные раны, - на вас будут равняться новые поколения студентов Хогвартса!
У нас хватает выдержки, чтобы вежливо попрощаться, доплестись до гриффиндорской гостиной и молча упасть в кресла. И Гермиона, наконец, сможет закрыть пылающее лицо руками и просто разрыдаться в голос. А я уроню голову на руки и зароюсь в свои лохмы. И только Рон, поверженный, но непобежденный, гордо призовет Добби, чтобы тот принес нам всем ужин, а мне еще и зелья.
- Так же нельзя, нельзя, - сквозь слезы, как заведенная, повторяет Герми. - Весь этот год… а теперь еще и это… Как она может так унижать нас?
- Она считает, что мы дети, ее студенты, Герми, - откликаюсь я, не поднимая головы. - Она думает, что мы те же, что ушли отсюда после похорон Дамблдора два года назад. И она полагает, что все, что мы пережили за этот год, это приключения. Даже смерть. И что мы сейчас встанем, повяжем гриффиндорские галстучки, оденем парадную форму, причешемся, достанем из сумки учебники - и вперед!
И тут мы внезапно переглядываемся. А что? Это идея! Мы сейчас умоемся, причешемся, начистимся, вырядимся, как паиньки, в гриффиндорскую форму и будем ждать госпожу декана, которая явится зачаровывать лестницу в спальню мальчиков, чтобы развратница Гермиона не могла по ночам бегать к любовнику. Да, это детская идея, но она нам безумно нравится, так что к ее реализации мы приступаем немедленно.
Так что когда Добби появляется в гостиной Гриффиндора со скромным ужином, мы являем собой картину из серии сама невинность: на Герми форменная клетчатая юбочка, белая блузочка и гриффиндорский галстук. Ну и мы с Роном тоже… Только не юбках. А на столах в гостиной мы аккуратно раскладываем стопки учебников за шестой и седьмой курс, перья и пергаменты. И пришедшая проведать нас перед отбоем Мак Гонагалл даже не чувствует иронии во всей этой абсурдной сцене, показательно зачаровывает лестницу, назидательно смотрит на нас и даже желает нам спокойной ночи. Которая, похоже, для нас сегодня так и не наступит.
- Я уверена, что вы, по прошествии времени, поймете мою правоту, молодые люди, - весомо произносит она, выходя из нашей гостиной.
- Только вот ты вряд ли что поймешь, высохшая драная кошка, - бормочет Рон, убедившись, что дверь за нашим деканом закрылась.
- Но Рон, - начинает Герми, - ты пойми, они ведь ничего не знают о том, что с нами было. Ни о крестражах, ни о перемещениях во времени. Она даже не может себе представить, что нам пришлось пережить.
- Зачем ты ее оправдываешь? - Рон возмущен, - она просто бестактная старая дура.
- А почему вы решили ничего не рассказывать о крестражах? - Этот вопрос меня давно занимает, и вот я, наконец, решаюсь его задать.
- Гарри, не будь дураком. Во-первых, на мне и Роне Непреложный Обет, а он включает в себя все, что связано с крестражами. Во-вторых, знания о крестражах являются запретными, мы бы не стали болтать, даже если бы не было никакого Обета. Все, что мы делали, и мы, и Снейп, тянет на Азкабан. И вмешательство во время, и, прости, ваши ритуалы по обмену магии.