Книги

Еще одна сказка барда Бидля

22
18
20
22
24
26
28
30

Я не могу издать ни звука, я совершенно обессилен, я абсолютно счастлив. Мы не разрываем объятий, перекатываемся на бок, не отрываем друг от друга взгляд, не можем оторваться друг от друга, не хотим разъединять наши тела. Просто хочу смотреть на него, теперь чернота его глаз уже не поглощает меня, она успокаивает - темные воды, абсолютное равновесие.

- Знаешь, - говорю я наконец. - Мне кажется, мы могли бы и по-взрослому.

Он чуть заметно улыбается, не отпускает меня, перекрещивает руки за моей спиной, я чувствую, как его узкие ладони гладят мои ягодицы и бедра.

- Еще успеем, - шепчет он мне в припухшие губы и нежно целует.

Я будто нежусь на волнах тепла, исходящего от него, закрываю глаза, даже не чувствую, как он накладывает очищающие. И вообще не понимаю, зачем он это делает.

- Потому что слипнемся, - смеется он, - утром это будет уже совсем не так романтично.

- Ага, - соглашаюсь я, - а как же торт?

- Хочешь еще? - плотоядно шепчет мне в ухо, чуть-чуть прикусывая мочку.

- Хочу, но сил нет, - говорю я уже практически в полусне.

- Спи, - гладит меня по спине, - завтра съешь. Весь?

- Угу, - шепчу я ему в подмышку и проваливаюсь в сон. Наполненный сладостью и горечью - шоколад и коньяк.

* * *

Полиция нравов.

Всю ночь сквозь сон я ощущаю его рядом с собой, мы впервые заснули совершенно обнаженные, я чувствую, как он гладит меня, сонного, когда я начинаю возиться. И утром я уверен, что первое, что я увижу, будут его внимательно смотрящие на меня глаза, или что вот-вот - и он разбудит меня, соню, целуя в висок или в уголки глаз. Но его нет. Я совершенно один в этой огромной кровати, протягиваю руку, чтобы ощутить хотя бы тепло его подушки, но нет, ткань прохладная, значит, он встал уже давно. Почему он не разбудил меня, как обычно, когда он куда-то рано уходит? И потом, если уже так поздно, я же проспал. Черт! Я же должен сидеть на стадионе и распределять бригады ремонтников на работу! Проспал? Или он, помня о моем вчерашнем нарушении всех и всяческих режимов, предписанных больным, но выздоравливающим героям, оставил меня здесь, больше не доверяя даже такую пустячную работу?

И вдруг слышу его шаги! Он выходит из кабинета, в парадной мантии, с какими-то бумагами в руках, замечает, что я проснулся - и вот он уже рядом со мной, наклоняется и целует меня, быстро, жадно, как любовника… И говорит вместо обычного «проснулся?»:

- Гарри, мне надо уехать на пару дней.

- Как уехать? - он же никогда не оставлял меня надолго, он же знает, что я не могу без него!

- Гарри, - говорит он мне, как маленькому ребенку, - я тоже не хотел бы оставлять тебя тут одного, но сегодня начинаются судебные процессы, через полчаса первое заседание. И оно продлится неизвестно сколько. А завтра еще одно. И вечером мне надо переговорить с Кингсли и еще кое с кем в Министерстве. Так что я останусь в Лондоне. Я вернусь завтра вечером или послезавтра. Скорее всего, послезавтра.

- Я же спать без тебя не могу…

- Я тоже. Я оставлю тебе зелье, хорошо?