Последующие несколько дней Лауда и Форгьери провели вместе, пытаясь доработать машину. В конце недели австриец снова обкатал ее на автодроме во Фьорано и показал на круге время, которое было близко к тому, что определил Феррари. После этого Ники был принят в команду. Время для этого было самое удачное: Феррари создавал на обломках прежней «Скудерии» новый жизнеспособный коллектив, который мот бы бороться на равных с самым сильным соперником. Основу новой, полностью реорганизованной команды составили Монтедземоло, Форгьери, Лауда, Регаццони и механики Эрмано Куоги и Джулио Борзари. Эти люди, отринув прошлое и словно позабыв о блистающем ореоле, окружавшем в былые годы славное имя «Скудерии Феррари», как бы начали писать историю компании заново. Тон в реорганизованной команде задавал напрочь лишенный сентиментальности Лауда, который был полон решимости правильно поставить дело. Он призывал использовать новейшие технологии, бесстрашно вскрывать недостатки в работе, тщательно анализировать успехи и неудачи команды и на основании сделанных вы водов выстраивать ее тактику и стратегию. Как всегда, нашлось немало скептиков, которые упорно отказывались верить в способность команды к возрождению — по крайней мере, до тех пор, пока новая политика «Скудерии» не стала приносить плоды.
Лауда пробыл в Маранелло совсем немного, но ему не составило труда понять, что вечное сидение Феррари в офисе, его оторванность от событий сказывается на команде не лучшим образом. «Когда постоянно видишь вокруг себя новейшую технику и талантливых гонщиков, — писал Лауда, — со временем становится все труднее понять, почему все эта красивые машины и люди терпят в гонках неудачу за неудачей». Старик и впрямь плохо знал истинное положение вещей, поскольку новости ему сообщали люди, стремившиеся обрисовать события под выгодным для них ракурсом и умело использовавшие для достижения своих целей его страсть к интриге и мелодраме. Молодые гонщики отзывались о Феррари так: «Старик всегда выглядел и говорил чрезвычайно внушительно и во время своих редких публичных выступлений буквально завораживал толпу. Однако в тесном кругу его личность производила далеко не столь сильное впечатление». Лауда потешался над его привычкой время от времени почесываться, а также громко сморкаться в большой клетчатый платок. При этом он отдавал должное его мягкой иронии и умению вовремя пошутить, чтобы разрядить напряженную обстановку.
Занимаясь делами у себя в офисе или отдыхая на маленькой ферме неподалеку от испытательной трассы Фьорано, Феррари никогда не упускал случая поинтересоваться состоянием дел у Лауды и Форгьери, которые всю зиму 1973/74 года трудились над созданием новой конкурентоспособной машины. А еще он любил посещатъ трассу, где испытывали тот или иной вариант НОВОГО болида. Если Старика на трассе не было, Лауда пересекал улицу, шел к нему в офис и во всех деталях рассказывал о том, как продвигаются работы. Другими словами, он действовал без посредников, которые могли в силу тех или иных причин довести до сведения босса искаженную информацию относительно их с Форгь-ери разработок. В этом его всячески поддерживал Монтедземоло, которому дружеские отношения с Аньелли обеспечивали среди руководства компании относительную независимость. «Он был молод, — говорил Лауда о Монтедземоло, — но дело свое знал».
Когда модернизированная 312 ВЗ появилась на старте первой гонки сезона 1974 года в Буэнос-Айресе, результаты многомесячных упорных трудов по ее доводке не замедлили сказаться. Регаццони, старший гонщик команды и по возрасту и по опыту, занял в квалификационных заездах второе место и расположился на первой линии стартового поля вместе с управлявшим Lotus Ронни Петерсоном. Лучшие гонщики Формулы-1 — Петерсон и Жаки Икс на Lotus, Хант на March, Эмерсон Фитгипальди и Денни Хыом на McLaren и Карлос Рей-теман на Brabham — ездили на машинах с моторами Ford-Cosworth. Когда гонщики стали прогревать моторы, рокот единственного 12-цилиндрового оппозитного двигателя Ferrari на мгновение перекрыл однообразное стрекотание 8цилиндровых Cosworth. Со старта гонку повел Рейтеман на Brabham и, возможно, пришел бы к финишу первым, если бы на последнем круге у него неожиданно не закончилось топливо. По этой причине тысячам его соотечественников пришлось приветствовать Денни Хьюма, который и стал победителем. Лауда занял второе место, а Регаццони — третье. В Буэнос-Айресе многие болельщики не без удивления для себя отметили, что «Скудерия Феррари» снова набрала форму и способна на равных конкурировать с любым соперником. Первую победу «Скудерии» принесли тонки на автодроме Харама в Испании, где Ники Лауда, стартовав с поула, захватил лидерство после того, как Lotus Петерсона из-за неполадок в двигателе сошел с трассы. Когда Монтедземоло позвонил в Маранелло, Старик, следивший за гонками по телевизору и уже знавший об одержанной Лаудой победе, то ли в шутку, то ли всерьез первым делом похвалил новый синий пиджак своего менеджера. Потом он заговорил о Лауде. «Этот паренек ездит быстро. Я бы даже сказал, очень быстро», — произнес он. Вторую победу австриец одержал в Зандвоорте, где машины Ferrari сделали дубль, то есть заняли первое и второе места. Регаццони одержал всего одггу победу — на Нюрбургринге, но в общем зачете (благодаря большому количеству подиумов) занял второе место после Фиттипальди. Лауда же, несмотря на свои две победы, в общем зачете выше четвертого места не поднялся. Но он мог стать чемпионом — ему просто не хватало опыта международных соревнований. Он попал в аварии в Германии и в Канаде, а на Гран При Великобритании в Брзндс-Хетч получил прокол, стоивший ему первого места. Впрочем, мало кто сомневался, что Лауда, который начал свою карьеру во второразрядных командах March и BRM, в самом скором времени займет достойное место в мировой элите автогонщиков.
Взлет Лауды начался уже в следующем, 1975 году, когда Форгьери выпустил новую машину Ferrari 312Т, у которой коробка передач располагалась за двигателем, а сам двигатель имел мощность около 500 лошадиных сил. По мнению Лауды, это был настоящий шедевр гоночного автомобилестроения, и он испытывал немалую гордость при мысли, что тоже приложил руку к его созданию. Начиная с Монако, Лауда выиграл на этой машине несколько гонок подряд; всего же за этот сезон он одержал пять побед, которых ему хватило, чтобы завоевать чемпионское звание — первое для «Скудерии» после 1964 года, когда чемпионом мира стал Сертис. Лауда намного опередил по очкам чемпиона мира предыдущего года Фиттипальди, что же касается его напарника Регаццони, швейцарец одержал победу в Монце, где Лауда, заняв третье место, обеспечил себе чемпионский титул. Клей сделал все, что было в его силах, чтобы обеспечить победу «Скудерии Феррари» в Кубке конструкторов, но в общем зачете выше пятого места подняться не смог. Надо сказать, ему не составило большого труда признать очевидное — что как гонщик он ниже Лауды, и он не раз лично говорил об этом Монтедземоло. Последний же считал Лауду и Регаццони идеальными гонщиками номер один и номер два, лучшей парой из всех, что были у Феррари после Аскари и Виллорези, которые выступали за «Скудерию» двадцать пять лет назад.
Проработав у Феррари два с половиной года, полностью перестроив команду и выведя ее на первое место в мире, Монтедземоло ушел из «Скудерии»: в обширной империи Аньелли было что улучшать и перестраивать. Успехи, которых Монтедземоло добился на поприще менеджера, снискали ему доверие и расположение со стороны руководства концерна Fiat; уйдя из «Скудерии», он стал стремительно подниматься вверх по служебной лестнице. Поговаривали даже, что руководство Fiat видит в нем преемника Аньелли. Интересно, что большинству служащих «Скудерии» на успехи ее бывшего менеджера было наплевать: мир за пределами Маранелло для них, можно сказать, просто не существовал.
В 1974 году умер Пеппино Верделли — человек, который опекал Энцо Феррари на протяжении полувека и был готов предстать перед ним по первому его зову в любое время дня и ночи. У него был только один свободный день в году — воскресенье на Пасху, — который ого супруга в прямом смысле вымолила у Инженьере. Бывший полицейский Дино Тальязуччи, который пришел ему на смену, был не менее надежным и преданным человеком, но он мало что знал о жизни Феррари — в отличие от Пеппино, который мог бы поведать миру много интересного о своем боссе, чего, к большому сожалению его многочисленных биографов, так никогда и не сделал.
Монтедземоло — вот кто в силу своих способностей и умения руководить людьми мог бы стать истинным продолжателем дела Феррари. Пьеро, младший сын Инженьере, возложенных на него надежд не оправдал. Так, во всяком случае, считал Феррари, который вольно или невольно постоянно сравнивал его с покойным Дино. Хотя Пьеро с молодости работал на фабрике и посещал все заседания руководства компании, Энцо ответственной работы ему не поручал, а когда Пьеро пытался высказать свое мнение по тому или иному вопросу, одергивал его резкими словами вроде: «Я бы на твоем месте помолчал» — после чего обращался за советом к главному инженеру Форгьери. Он ставил мнение Форгьери много выше мнения своего сына, чего последний не мог не заметить. Кроме того, не проходило и дня, чтобы Феррари в той или иной форме не давал ему понять, что Дино во всех отношениях был лучше и выше его. Со временем Пьеро окончательно ушел в себя и на ответственных совещаниях боялся вставить хотя бы слово. Лина, мать Пьеро, не могла прийти сыну на помощь: в силу многолетней привычки она старалась держаться в тени и в отличие от супруги Инженьере Лауры в делах никакого участия не принимала. С Феррари она никогда не спорила, дурного о других людях не говорила и ни на кого особенно не обижалась. Пьеро, унаследовавший ее мягкий характер, поступал в полном соответствии с этой поведенческой моделью.
К следующему сезону Форгьери подготовил еще более совершенную машину — Ferrari 312 Т2, на которой Лауда выиграл гонки в Бразилии и Южной Африке и пришел вторым после
Монтедземоло, который мог бы договориться с прессой, Стариком и гонщиком и, что называется, спустить все на тормозах, уже не было. На его место пришли совсем другие люди — Гвидо Розани и Даниэле Аудетто, которые для роли миротворцев никак не подходили. Аудетто, еще один протеже Аньелли и бывший менеджер команды Lancia Rally, прошел сходный с Монтедземоло жизненный путь, но наладить добрые взаимоотношения с Лаудой, руководством и сотрудниками «Скудерии» не сумел. В Маранелло его называли «сломанный будильник» по причине того, что он имел обыкновение звонить Старику в самое неподходящее время. Желая побыстрее утвердиться в новой должности, Аудетто прибег к порочной тактике Эудженио Драгони, который пытался упрочить свой авторитет с помощью интриг. Чтобы закованный в гипс Лауда не слишком рассиживался дома, Аудетто распустил слух, что на следующих гонках его заменит Маурицио Фламмини — многообещающий молодой гонщик из итальянской Формулы-2. Когда эти слухи дошли до Лауды, он в беседе с репортером Gazzetta dello Sport не слишком лестно отозвался о «режиме Феррари». Впрочем, этим выпадом все и ограничилось. После курса интенсивной терапии Лауда нашел в себе силы сесть в машину и занять в квалификационных заездах на испанском автодроме Харама второе место после Джеймса Ханта, ездившего на McLaren. В гонке он тоже был вторым, отстав от англичанина на полминуты. Слухи о его замене имели хождение еще некоторое время, но победы, которые Лауда одержал в Бельгии и Монако, окончательно заставили сплетников заткнуться. Теперь ни у кого не было сомнения, что второе чемпионское звание почти что у него в кармане. Тем более его главный соперник Хант на Гран При Великобритании был дисквалифицирован, в результате чего победа опять-таки досталась Лауде.
К тому времени как Лауда приехал в Нюрбургринг на десятый из шестнадцати этапов сезона, у него на счету было шестьдесят одно очко. Для сравнения, его главные конкуренты Хант и Патрик Дэпайе имели только по двадцать шесть очков каждый. Во время обеда в ресторане «Каваллино», на котором Феррари и Лауда должны были подписать договор на следующий сезон, вспыхнул скандал. Пьеро, как всегда выступавший в роли переводчика, отказался переводить слова Лауды, когда тот, глядя Старику прямо в глаза, выпалил, что без него, Лауды, «Скудерия» никогда бы не выиграла чемпионата. Старик догадался о смысле реплики по выражению лица гонщика, и между ними началась ссора: обе стороны стали угрожать друг другу немедленным разрывом отношений. Можно не сомневаться, что и Лауда, и Старик получили от этой перебранки немалое удовольствие. Лауда в очередной раз подтвердил свою репутацию прямого, бескомпромиссного человека, ратующего за справедливость; Феррари же получил возможность поупражнять горло и от души наорать на подчиненного, позволившего себе иметь собственное мнение. Несмотря на сильные, непарламентские выражения, использовавшиеся обеими сторонами, компромисс, удовлетворивший обоих, был найден. Лауда в своей привычной иронической манере коротко охарактеризовал итоги переговоров так: «Ладно, жмот, по рукам», — сказал Феррари. «Жмота» он просто не мог не вставить. Должен же он был лишний раз мне напомнить, кто тут хозяин и кто платит за музыку».
Чего стоит жизнь пилота в реальности, показали гонки на Нюрбургринге. Несравненная когда-то местная четырнадцатимильная трасса, именовавшаяся по-немецки Nordschleife (северная петля), насчитывающая 175 поворотов, бесконечно меняющая горизонт, давно уже стала исторической достопримечательностью. Построенная в 1927 году, она была свидетельницей многих подвигов и славных дел. Тацио Нуволари и Хуан Мануэль Фанхио использовали ее как своеобразное полотно, на котором колесами рисовали свои шедевры. В окружавших трассу лесах и горах Айфельского горного массива обитали души Роземайера, Караччиолы, Варци, Аскари и Мосса. Лауду эта мистическая трасса буквально завораживала, с другой стороны, он не уставал повторять, что в смысле безопасности она оставляет желать много лучшего. И не потому, что организаторы гонок пренебрегали своими обязанностями — совсем нет. Просто трасса имела слишком большую протяженность, и, чтобы расставить по всей ее длине необходимое число маршалов, их бы потребовалась целая армия. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы попытки как-то осовременить и модернизировать трассу не предпринимались. В 1973 году по рекомендации Джеки Стюарта был принят трехлетний план капитальной реконструкции ограждений, но и это не смогло обеспечить Нюрбургрингу необходимой по современным стандартам безопасности. В начале 1976 года на собрании Ассоциации гонщиков Формулы-1 Лауда даже предложил эту трассу бойкотировать; в Италии тут же нашлись строгие блюстители гонщицкого кодекса чести, которые пустились в рассуждения по поводу того, что пилоту «Скудерии Феррари» не пристало избегать риска там, где подвергали риску свои жизни многие отважные гонщики предыдущих поколений. В любом случае, инициатива Лауды не получила поддержки, и Гран При Германии прошел на той самой трассе, где и было запланировано.
Как бы ни относился Лауда к этой трассе, во время квалификационных заездов он занял второе место и расположился на стартовом поле рядом с Хантом. 1 августа, в день гонок, небо хмурилось, казалось, вот-вот пойдет дождь, и Лауда выехал на старт в дождевой резине. У Нюрбургринга была еще одна особенность: ее большая протяженность превращала круг почета в затяжной фарс. С практической же точки зрения это означало, что гонщикам почти никогда не удавалось провести рекогносцировку непосредственно перед гонками. Между тем здесь, как и в Спа, в случае плохой погоды всегда существовала вероятность того, что струи дождя зальют только часть трассы, а другая ее часть останется абсолютно сухой. Стартовав и завершив первый круг, Лауда осознал, что дождя не было на всем протяжении трассы и что он, поставив на машину колеса с дождевой резиной, поторопился и допустил ошибку. Чтобы ее исправить, Лауда в конце первого круга заехал в боксы и сменил дождевую резину на «слик». После этого он возобновил гонку и помчался вдогонку за соперниками, чтобы восстановить утерянные позиции. Идя на сумасшедшей скорости, он, уже почти достигнув поворота «Бергверк», на мгновение потерял управление, в результате чего машину повело вправо, вынесло с трассы и швырнуло на проволочный барьер ограждения. Пробив барьер, его машина зацепила земляную насыпь. Удар был настолько силен, что машину отбросило назад на трассу, где она, пару раз крутанувшись, замерла без движения. Из поврежденных проволокой топливных баков хлестало горючее, готовое в любую секунду воспламениться. Кроме того, проволочной сеткой у Лауды сорвало защитный шлем. В результате, когда машина загорелась, голову и лицо гонщика, не успевшего выбраться из кокпита, стали лизать языки пламени. Это не говоря уже о том, что Лауда, вынужденный вдыхать едкий, токсичный дым и пары бензина, едва не задохнулся. Четыре машины, которые Лауда обошел, выехав из боксов, — Surtees Бретга Лангера, наследника миллиардов Дюпона, Williams Артуро Мерцарио, бывшего гонщика «Скудерии», и два Hesketh — Гая Эдвардса и другого австрийца, журналиста в прошлом Харальда Эртля, — оказавшись перед пылающим алым автомобилем, остановились. Гонщики выскочили из кокпитов и устремились на помощь маршалам, которые вытаскивали потерявшего сознание Лауду из горящей машины. Общими усилиями австриец был извлечен из охваченного огнем кокпита и доставлен в карете «Скорой помощи» в госпиталь в Мангейме, где, пока врачи боролись за его жизнь, его исповедал священник.
В Маранелло всех объял ужас. Феррари, наблюдавший за гонками по телевизору, снял трубку и по старой памяти набрал номер телефона Луки ди Монтедземоло. «Когда Ники Лауда загорелся на трассе на Нюрбургринге, — вспоминал десять лет спустя Монтедземоло, — Феррари позвонил мне буквально через минуту и спросил: «Как думаешь, Лука, кого нам взять ему на замену?» Как всегда, Старик продемонстрировал свою глубочайшую заинтересованность в деле, которому он служил. Но в данном случае это граничило с откровенным цинизмом. Словно устыдившись этого, Феррари быстро сменил тему и заговорил о состоянии Лауды». Когда над местом аварии пошел дождь и водяные струи смыли с трассы пятна гари и потеки масла, комментатор стал рассуждать о возможных причинах катастрофы. В частности, высказал предположение, что дело тут скорее всего в какой-нибудь поломке. Сидевший у телевизора Феррари ударился в мрачные реминисценции — вспомнил о катастрофе во время тысячемильных гонок «Mille Miglia» в 1957 году, о смерти Муссо и Коллинза в 1958-м, об инцидентах с фон Трипсом в 1961 году и с Бандини — в 1967-м, а под конец неожиданно объявил своим сотрудникам, что уходит из гонок.
В течение месяца всем казалось, что он сдержит свое слово. «Скудерия Феррари» словно умерла: хранила полное молчание о возможных причинах катастрофы и не выставила ни одной машины для участия в Гран При Австрии в Цельтвеге. Когда Лауда, все еще находившийся в госпитале, об этом узнал, его гневу не было предела — он считал, что все это происки менеджера Аудетто. На следующие гонки в Зандвоорте «Скудерия» все-таки отправила одну машину, которой управлял Регаццони. Несмотря на то что он остался в единственном числе, ему удалось занять второе место. Между тем Феррари с подачи Монтедземоло вел переговоры с Карлосом Рейтеманом. Аргентинцу до такой степени не терпелось вступить в «Скудерию», что он из собственных средств заплатил неустойку Берни Эклстоуну — хозяину команды Brabham. Через шесть недель после того, как Лауда попал в аварию, Рейтеман приехал в Монцу, чтобы принять участие в Гран При Италии. К большому удивлению Феррари, перед началом гонок ему позвонил Лауда и сказал, что тоже хочет выйти на старт. Таким образом, в Монце «Скудерию Феррари» представляли целых три гонщика. Регаццони, хотя ему никто не отваживался об этом сказать, начал понимать, что дни его в «Скудерии» сочтены. Лауда приехал на трассу с замотанной бинтами головой: его раны еще не зажили, и из них сочилась кровь. Несмотря на сильную боль, которую причиняли ожоги и раны, Лауда занял в гонке четвертое место и дважды показывал лучшее время на круге. Рейтеман пришел девятым. Вернувшись в боксы, он стал жаловаться, что кокпит модели 312Т для него тесноват. Это помогло Феррари разрешить проблемы, связанные с включением в команду третьего гонщика. Рейтеман до конца сезона испытывал машины во Фьорано, в то время как Лауда и Регаццони участвовали в трех заключительных гонках сезона — в Моспорте, Уоткинс-Глен и Фудзи.
У Лауды были сильно обожжены веки, уши и кожный покров головы, но он стремился доказать Старику, что и раненный в состоянии защитить свой чемпионский титул, на который в данный момент покушался Хант. Проблема с подвеской заставила Лауду в Канаде снизить темп, и эту гонку он закончил восьмым. В Уоткинс-Глен он был третьим — вслед за McLaren Ханта и Tyrrell Джоди Шехтера. Догнать их, будучи не в форме, он был не в состоянии, поэтому старался набрать как можно больше очков. Невероятная выдержка, позволявшая Лауде, превозмогая боль, участвовать в гонках, принесла свои плоды. Когда команды встретились на трассе Маунт-Фудзи, откуда открывался вид на покрытую искристым белым снегом вершину огромной горы, он все еще опережал Ханта на три очка и по-прежнему имел шанс победить в чемпионате. Лауде была нужна эта победа — и не только для того, чтобы подтвердить свое право на чемпионский титул. Австриец жаждал своей победой заткнуть глотки тем, кто распускал слухи о том, что его несвоевременное возвращение поставило «Скудерию» в невыгодное положение.
В квалификации он занял третье место и должен был стоять на стартовом поле позади McLaren Ханта и Lotus Марио Андретти. Если бы он опередил Ханта или если бы они оба сошли с трассы, чемпионский титул достался бы ему. Еще до начала гонки полил дождь — настолько сильный, что никто из болельщиков не мог припомнить ничего подобного. Поначалу гонщики даже отказывались выезжать из боксов — за исключением Регаццони и такого же чокнутого, как он, итальянца Витторио Брамбиллы, управлявшего March, которые первые направились к месту старта. Дождь безжалостно хлестал по склонам Фудзи; мутные струи дождевой воды низвергались с горы и заливали трассу, которая теперь более всего напоминала бурную горную реку. Когда машины выехали наконец из боксов и покатили к стартовому полю, они походили на скоростные катера, рассекавшие носом волны и оставлявшие за собой длинные пенистые «усы». Ничего не поделаешь: в соответствии с контрактом гонщики должны были ехать при любой погоде. Некоторые пилоты даже радовались этой аномальной ситуации. Они надеялись, что дождь сведет преимущество грандов на нет и у них появится шанс отличиться. Таких отчаянных водителей Феррари называл «гарибальдийцами» и очень их привечал, но Лауда к их числу не относился. Для этого он был слишком умен и расчетлив. Кроме того, он совсем недавно вырвался из объятий смерти и лучше, чем кто-либо, был способен оценить прелести жизни. На первом же повороте, к которому он подошел чуть быстрее, чем следовало, его машину занесло, после чего она заскользила по воде и едва не вылетела за пределы трассы. Остальные гонщики на самом малом ходу обогнули машину Лауды и скрылись за поворотом. Лауда пришел в себя и продолжил гонку, но на втором круге понял, что это выше его сил. Отстегнув привязные ремни, он выбрался из кокпита и ушел с трассы. «Когда ездишь в дождливую погоду, — вспоминал он, — нужно собрать в кулак все свои силы, призвать на помощь все резервы своего организма. Но у меня таких резервов не было, и езда по мокрой дороге окончательно меня доконала». Когда четверть дистанции была пройдена, дождь неожиданно прекратился, и трасса стала подсыхать. У Ханта были проблемы с машиной, он даже слегка сбросил скорость, но тем не менее сумел занять третье место. Таким образом, он, опередив Лауду всего на одно очко, стал чемпионом. Если бы Лауда чуточку успокоился, нашел в себе силы продолжить гонку, а потом, когда дождь перестал, немного поднажал, ему, вполне вероятно, удалось бы получить в этом году чемпионский титул во второй раз. Как оказалось, для этого ему лишь нужно было занять пятое место. Телефонный разговор, состоявшийся между Лаудой и Феррари в Токийском аэропорту, был коротким и резким. «Что с вами случилось? Вы хотите участвовать в гонках в следующем сезоне? Чем я могу вам помочь?» Это были вопросы, — вспоминал Лауда, — которые Феррари прежде никогда никому не задавал». Когда Лауда вернулся домой и стал ждать вызова из госпиталя на операцию, Феррари позвонил ему и предложил в следующем сезоне поработать у него менеджером. Лауда сразу понял, что произошло: босс утратил к нему доверие. Кроме того, Лауда не мог не знать, что, окажись он рядом с Рейтеманом, это неминуемо приведет к затяжному конфликту. Впрочем, ему на это было наплевать. Что-что, а конфликты не могли выбить его из седла. И тогда Лауда позволил себе напомнить Феррари о недавно подписанном ими договоре. Феррари сухо сказал, что он может остаться в команде, но что гонщиком номер один будет Рейтеман. «Гонщиком номер один, — наставительно сказал Лауда, — будет тот, кто покажет лучшее время и выиграет больше гонок».
Аудетто ушел из «Скудерии» в конце 1976 года, и его заменил Роберто Носетто — один из служащих Феррари «старой школы», который был знаменит своей прямо-гаки патологической привязанностью к костюмам зеленого цвета. Надо сказать, что к тому времени отношения Лауды с менеджерами Феррари окончательно испортились. Лауда хотелось одного: побить Карлоса Рейтемана и вернуть себе чемпионский титул. Рейтеман, однако, начал сезон хорошо: на Гран При Бразилии в Интерлагосе он обошел своего напарника и занял первое место. Оттесненный на второй план Лауда занялся, как и в прошлом году, доводкой очередной модификации знаменитой модели 312. Испытав и освоив новую машину, он одержал на ней победы в Южной Африке, Германии и Голландии. Если прибавить к этому очки, полученные им за вторые места в Монако, Бельгии, Англии и Италии, то его шансы получить чемпионский титул во второй раз можно было назвать бесспорными. Но атмосфера в «Скудерии Феррари» стала тяготить Лауду до такой степени, что он решил не дожидаться окончания сезона и тайно подписал договор с Берн и Эклстоуном, предложившим ему за участие в гонках в составе команды Brabham колоссальную сумму в 500 ООО фунтов, каковой, конечно же, Феррари пообещать ему не мог.
Когда эта новость просочилась в прессу, Лауда даже был этому рад. Втайне ему хотелось, чтобы это известие дошло до Старика, поскольку это было его прощальным ударом по самолюбию босса. Он уже выиграл второй чемпионский титул, более того, обеспечил «Скудерии» победу в Кубке конструкторов и считал, что больше ничего Феррари не должен. «Если разобраться, я поступил жестоко, — писал Лауда. — Ведь я был молод и силен, а ему уже исполнилось семьдесят семь, и он был окружен самовлюбленными «советниками», которые думали прежде всего о собственной выгоде. При этом я не мог отказать себе в удовольствии назвать ему сумму своего гонорара и отвергнуть его предложение, которое, несомненно, было самым щедрым с его стороны за все время существования «Скудерии Феррари». «Предательство» Лауды еще больше усилило подозрительность Феррари, и без того болезненную. Когда до него дошли слухи, что механик Эрмано Куоги собирается уйти в команду Brabham вместе с Лаудой, он, не зная, как обстоят дела в действительности, на всякий случай его уволил. Лауда торжествовал: все-таки ему удалось насолить Феррари и основательно вывести его из себя. Прощаясь с боссом накануне Граи При Канады, когда до конца сезона оставалось всего две гонки, Лауда только сказал: «Чао, Энцо!» — после чего вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Пожалуй, это было самое короткое и фамильярное прощание с хозяином «Скудерии», какое только слышали стены этого кабинета.
О человеке, который принес «Скудерии» два чемпионских звания в то время, когда в команде, казалось бы, все рушилось и она находилась на грани тотального кризиса, Феррари отзывался так: «Когда Лауда участвовал в гонках, он был холоден, собран и уверен в себе. Без сомнения, это был один из самых талантливых и интеллектуальных гонщиков своего времени. Он многое сделал для «Скудерии Феррари» и мог бы сделать еще больше… Что же касается его характера, то тут я ничего не скажу, поскольку склонности осуждать людей не имею…»