– Мне?! – вскричала Эмма, качая головой. – Ах, бедная Харриет!..

Впрочем, она осеклась и покорно приняла эту не совсем заслуженную похвалу.

Вскоре пришел ее батюшка и положил конец их беседе. Эмма не расстроилась. Ей хотелось побыть одной. В душе у нее все трепетало от изумления, она никак не могла собраться с мыслями. Эмме хотелось танцевать, петь, кричать от радости. Ей нужно было подвигаться, поразмышлять и посмеяться, а иначе ни о каком здравомыслии не могло быть и речи.

Ее отец пришел объявить, что Джеймс пошел закладывать экипаж для их с недавних пор ежедневной поездки в Рэндаллс, чем дал Эмме прекрасный предлог тут же удалиться.

Можно представить, какую радость, какую признательность судьбе, какой совершенный восторг испытывала она. Благосостояние Харриет избавляло Эмму от единственной беды, от единственной заботы. Она даже побаивалась: а не слишком ли она счастлива? Чего же ей теперь остается желать? Лишь стать достойной своего жениха, который во всех намерениях и суждениях во много раз ее превосходит. Лишь извлечь уроки из своих прежних глупостей и впредь вести себя смиреннее и осмотрительнее.

Но как бы ни были серьезны эти благодарности и обещания, все же время от времени Эмма не могла удержаться от смеха. Ну как над такой развязкой не смеяться? Вот, спустя пять недель и пришел конец ее горьким чувствам! Что за сердечко – что за Харриет!

Теперь Эмма ждала возвращения подруги с нетерпением. Сколько радости оно принесет! И как счастлива она будет познакомиться с Робертом Мартином.

Не менее радостной была и блаженная мысль, что скоро ей не нужно будет что-либо скрывать от мистера Найтли. Скоро кончатся столь ненавистные ей обманы, недомолвки, тайны. Теперь она с радостью ждала того времени, когда между ними наступит полное и безграничное доверие – долг, к которому так тянулась ее душа.

В самом веселом и счастливом расположении духа ехала Эмма к друзьям, едва ли слушая, что говорит ее батюшка, но все равно во всем с ним соглашаясь. И молча, и вслух она потворствовала его совершенному убеждению в том, что он каждый день обязан навещать Рэндаллс, а иначе бедная миссис Уэстон расстроится.

Они доехали. Миссис Уэстон сидела в гостиной одна, но едва она успела рассказать им о здоровье малышки и одарить мистера Вудхауса весьма желанными благодарностями за приезд, как за зашторенным окном мелькнули две фигуры.

– Это Фрэнк и мисс Фэрфакс, – сказала миссис Уэстон. – Я как раз собиралась рассказать вам, что он приехал сегодня с утра – такой приятный сюрприз! Он останется до завтра, и мы убедили мисс Фэрфакс провести день у нас… Надеюсь, сейчас они зайдут.

Через полминуты чета вошла в комнату. Эмма была чрезвычайно рада видеть Фрэнка, но и он, и она несколько смутились – в обоих были живы постыдные воспоминания. Они поздоровались с радушными улыбками, однако поначалу от неловкости говорили мало. Эмма давно хотела повидать Фрэнка Черчилля, и повидать его вместе с Джейн, однако, когда все уселись, в их круге чувствовалась такая скованность, что она засомневалась, принесет ли эта встреча желанное удовольствие. Впрочем, когда к ним присоединился мистер Уэстон и когда вынесли малютку, беседа пошла живее, и Фрэнк Черчилль, набравшись духу, наконец подсел к ней и заговорил:

– Мисс Вудхаус, я должен вас поблагодарить за ваши добрые слова, которые передала мне миссис Уэстон письмом. Надеюсь, вы не жалеете, что простили меня. Надеюсь, вам не хочется взять свои слова назад.

– Нет, что вы! – воскликнула Эмма, радуясь возможности поговорить с ним. – Отнюдь. Я чрезвычайно рада, что наконец смогла вас увидеть, пожать вам руку и поздравить лично.

Он поблагодарил ее от всего сердца и еще некоторое время со всей искренностью продолжал говорить о том, как счастлив и признателен.

– Разве она не хороша? – спросил он, обращая взгляд на Джейн. – Хороша, как никогда прежде… Видите, отец и миссис Уэстон в ней просто души не чают.

Постепенно Фрэнк оживился, и, когда кто-то упомянул о скором возвращении Кэмпбеллов, он с лукавым взглядом напомнил Эмме имя Диксон… Эмма зарделась и запретила ему называть это имя в своем присутствии.

– Не могу вспоминать о своем поведении без стыда! – вскричала она.

– Это мне должно быть стыдно, – откликнулся он. – Но неужели вы и правда ничего не подозревали?.. Я имею в виду, под конец. Поначалу знаю, что нет.

– Уверяю вас, нисколечко.