– А теперь вы можете называть меня Джорджем?

– Ни в коем случае!.. Я всегда смогу называть вас только «мистер Найтли». Не стану даже обещать, что последую изысканной краткости миссис Элтон и начну обращаться к вам «мистер Н.»… Но могу пообещать, – добавила она, посмеиваясь и краснея, – что уж один раз точно назову вас по имени – в стенах, где наши руки навсегда соединят, чтобы любить друг друга и в горе, и в радости.

Эмме было горько, что она не может воздать ему должное за еще одну услугу, еще один совет, который мог бы уберечь ее от всех ее женских глупостей, от безрассудной дружбы с Харриет Смит. Но это был вопрос весьма щекотливый. Она не решалась его поднять. О Харриет в своих разговорах они почти не вспоминали. Вполне возможно, что мистер Найтли просто о ней и не думал, но Эмма скорее приписывала его молчание такту: вероятно, некоторые признаки подсказывали ему, что ее дружбе с Харриет скоро придет конец. Эмма и сама понимала, что окажись они в разных городах при других обстоятельствах, то наверняка переписывались бы больше. Теперь же все сведения она получала почти исключительно от Изабеллы. Возможно, мистер Найтли сие заметил. Необходимость скрывать что-то от него мучила Эмму немногим меньше сознания, что это по ее вине Харриет несчастлива.

Из писем Изабеллы она узнала, что у ее гостьи, как и следовало ожидать, все прекрасно: поначалу та была не в духе, что вполне объяснялось волнением перед визитом к зубному врачу, и как только дело было завершено, Харриет снова стала такой же, как и прежде. Правда, Изабеллу наблюдательной назвать было трудно, но все же, не будь гостья в силах играть с детьми, она бы это сразу заметила. Утешило и обнадежило Эмму и другое известие: Харриет предстоит остаться в Лондоне подольше, речь теперь шла не о двух неделях, а о месяце. В августе мистер Джон Найтли с женой собирались приехать в Хартфилд и предложили Харриет остаться до тех пор, а вернуться с ними.

– Джон о вашей подруге ничего не пишет, – сказал мистер Найтли. – Вот его письмо, если вам интересно.

В прошлом письме мистер Найтли сообщил брату, что намерен жениться, и Эмме не терпелось узнать его ответ. Новость о том, что о Харриет в письме нет ни слова, ее не остановила, и она с охотой принялась за чтение.

– Джон по-братски рад за мое счастье, – продолжил мистер Найтли, – но поздравлять не умеет. И хотя вас он тоже, я знаю, по-братски любит, всякие цветистые речи ему чужды. Любая другая на вашем месте сочла бы, что он ее недохвалил. Но вам я показать его ответ не боюсь.

– Он пишет разумные вещи, – сказала Эмма, прочитав письмо. – Я ценю его искренность. Он совершенно ясно утверждает, что повезло в этой помолвке исключительно мне, и надеется, что со временем я заслужу вашу любовь. Если бы он высказал иное мнение, я бы ему не поверила.

– Милая моя Эмма, он не это имел ввиду. Он только говорит, что…

– В этом мнении мы с ним совпадаем, – улыбаясь, спокойно перебила она. – И если бы мы откровенно и без церемоний об этом поговорили, то он бы понял, что наши взгляды ничуть не различаются.

– Эмма, милая моя Эмма…

– О! – уже веселее прибавила она. – Если вам кажется, будто ваш брат ко мне несправедлив, подождите, когда мой батюшка все узнает. Вот уж поверьте, вас оценят еще менее справедливо. Он будет говорить о том, как же вам, столь недостойному, посчастливилось со мной, столь чудесной. А я тут же стану «бедняжкой Эммой»… Это его глубочайшая степень сочувствия притесненным невестам.

– Ох! – воскликнул он. – Если бы вашего батюшку возможно было так же легко, как Джона, убедить в том, что мы друг друга достойны и что будем счастливы вместе! Одна фраза мне показалась интересной… а вы заметили?.. где он пишет, что мое письмо его не слишком удивило, ведь он этого ожидал.

– Если я правильно понимаю, он имеет в виду, что вы, очевидно, подумывали жениться. Про меня он ничего не знал. Эта часть стала для него неожиданностью.

– Да-да, но все-таки удивительно, как он так прочел мои чувства. Из чего он сделал вывод?.. Я, кажется, вел себя как обычно и говорил как всегда. Нечему было указать, что я нынче более склонен к женитьбе, чем в другое время… Но, видимо, что-то все-таки имелось. Была во мне перемена, когда я их навещал. Я, кажется, с детьми играл меньше обычного. Мальчишки даже как-то пожаловались: «Опять дядя устал».

Настало время поделиться новостью с другими друзьями и посмотреть, как они ее воспримут. Как только миссис Уэстон оправилась достаточно, чтобы принимать у себя мистера Вудхауса, Эмма, надеясь на свой талант мягкого убеждения, решила объявить о помолвке сначала дома, а затем в Рэндаллсе. Но как все-таки рассказать обо всем отцу!.. Она решила выбрать час, пока мистер Найтли еще не пришел, а иначе в последнюю минуту сердце ее дрогнет, и она снова отложит признание, но все-таки подгадать нужно так, чтобы жених ее тут же появился и помог продолжить разговор. Эмма была обязана все рассказать – и притом веселым тоном. Нельзя своим печальным голосом вызывать у батюшки еще пущее сострадание. Нельзя, чтобы он подумал, будто это какое-то горе… Собравшись с духом, она предупредила отца, что собирается рассказать ему нечто весьма удивительное, и затем в нескольких словах заявила, что, если он даст на то свое согласие и благословение – и даст, она надеялась, без труда, ибо это принесет счастье им всем, – то они с мистером Найли хотели бы пожениться, а значит, в Хартфилде появится новый обитатель, которого, как она знает, он любит почти так же, как своих дочерей и миссис Уэстон.

Бедный старик!.. Новость его потрясла, и он принялся изо всех сил пытаться ее отговорить: вновь и вновь напоминал, что она всегда говорила, будто не выйдет замуж, уверял, что незамужней оставаться куда лучше, приводил в пример бедняжку Изабеллу и бедняжку мисс Тейлор… Но все тщетно. Эмма окружила его ласками и улыбками, но твердила, что ничего уж не поделаешь. Она говорила ему, что Изабелла и миссис Уэстон – это совсем иное дело, что брак их из Хартфилда увел, приведя к печальным переменам, она же, наоборот, останется навсегда, а перемены приведут только к лучшему. Она уверена, что, когда он привыкнет к этой мысли, то поймет, что с мистером Найтли жить будет куда веселее. Разве не любит он мистера Найтли? В этом даже нет сомнений! Разве не с ним он советуется каждый раз по своим делам? Кто всегда готов ему помочь, написать за него письма, оказать услугу? Кто всегда так весел, так внимателен, так предан? Разве не прекрасно, что он поселится точно у них под боком?.. Да – был на все ответ. Мистер Найтли в Хартфилде всегда гость желанный, он рад видеться с ним хоть каждый день!.. но ведь они и так каждый день видятся… Почему бы все не оставить так, как есть?

Мистер Вудхаус не скоро успокоился, но худшее осталось позади: мысль поселилась у него в голове, а время и постоянное повторение помогут ему с нею смириться… К просьбам и заверениям Эммы вскоре присоединился мистер Найтли. Его нежные похвалы в сторону невесты были мистеру Вудхаусу приятны, и вскоре он даже привык, что с ним заводят беседу на эту тему при каждом удобном случае… Немало помогала им Изабелла, которая в письмах к отцу выражала свое горячее одобрение. Миссис Уэстон сразу же принялась представлять все в самом выгодном свете: словно дело это, во-первых, решенное, а во-вторых, несомненно, благое. Она прекрасно знала, что для мистера Вудхауса оба довода одинаково важны. Словом, все, к кому он привык прислушиваться, сходились на одном, и все они твердили, что для него же самого так будет лучше! Мистер Вудхаус и сам сие уже почти готов был признать и начал подумывать, что если когда-нибудь – через годик-другой – свадьба все-таки состоится, то, может, не так уж оно будет и плохо.

Миссис Уэстон ничуть не притворялась и не лукавила, перечисляя мистеру Вудхаусу все достоинства этого союза… Когда Эмма рассказала ей о помолвке, она была чрезвычайно, как никогда, потрясена, но увидела в ней исключительно счастливое будущее, а потому без зазрения совести принялась горячо убеждать в том же мистера Вудхауса… Она так уважает мистера Найтли, что даже считает его достойным ее любимицы Эммы. Это партия во всех отношениях столь подходящая, столь безупречная, а еще в одном крайне важном отношении столь желанная, что теперь кажется, будто на свете другой такой для Эммы и нет вовсе. Удивительно, как глупа она была, что не подумала об этом, не возжелала этого раньше!.. Какой другой мужчина, равный Эмме по положению, согласился бы ради нее оставить свой дом и переехать в Хартфилд? И кто, если не мистер Найтли, так хорошо знает мистера Вудхауса и так прекрасно умеет с ним мириться, что подобные перемены будут даже приветствоваться!.. Всякий раз, когда они с мужем думали о союзе между Фрэнком и Эммой, перед ними вставал вопрос, как же быть с бедным мистером Вудхаусом. Что делать с интересами Анскома и Хартфилда? То была задача не из легких, и, хотя мистера Уэстона она заботила меньше, даже он мог заключить лишь: «Само как-нибудь уладится. Молодежь! Они-то найдут выход». Теперь же не нужно было отмахиваться или гадать о будущем. Все было правильно, открыто и справедливо. Никому не приходилось ничем жертвовать. Подобный союз обещал всем наивысшее счастье, и ни одной причины противиться ему или откладывать его не было.

Так и размышляла миссис Уэстон, качая на руках свою малютку, и не было в те минуты на свете женщины счастливее. Бо́льшую радость вызывали у нее лишь мысли о том, что скоро ее дочурка вырастет из первых чепчиков.