Даже не знаю, с чего и начать. Честно говоря, я уже неоднократно пыталась написать тебе правду, но всякий раз бросала. А в последнее время я всё чаще беру в руки карандаш, чтобы написать тебе, а потом, дождавшись, когда ты уйдешь из дома, сжигаю письмо и выбрасываю в окно пепел. Но всё же я должна попытаться рассказать правду.

Итак, твой отец. Когда ты был маленьким, ты без конца расспрашивал меня о нем. Я всякий раз одергивала тебя или просто молчала, потому что боялась. В то время наша с тобой жизнь полностью зависела от милости фон Шрёдеров, а я была слишком слаба, чтобы пытаться найти что-то взамен. Если бы только... Но нет, не слушай меня. Я столько раз в своей жизни повторяла эту фразу, что уже устала сожалеть о своих ошибках.

Как и тебе в конце концов надоело расспрашивать об отце. В чем-то это повлияло на меня даже больше, чем твое безудержное любопытство в детские годы, ибо я знаю, что ты по-прежнему одержим мыслями о нем. Я знаю, сколько бессонных ночей ты провел, размышляя об этом, и что нет в твоем сердце сильнее желания, чем узнать, что же с ним случилось.

Поэтому я и молчала. Порой мне кажется, что моя голова полна туманам, а иногда я теряю счет времени и сама не понимаю, где нахожусь, и лишь молю Бога, чтобы во время одного из этих провалов памяти случайно не проговориться. Когда же я пребываю в здравом уме, я боюсь лишь одного: что однажды всё раскроется, и ты побежишь сводить счеты с людьми, убившими Ханса.

Да, Пауль, твой отец не погиб при кораблекрушении, как мы тебе сказали, ты ведь и сам догадался об этом незадолго до того, как нас с тобой выгнали из баронского особняка. Тем не менее, он вполне заслуживал именно такой участи.

Ханс Райнер родился в Гамбурге в 1876 году, но его семья переехала в Мюнхен, когда он был еще ребенком. Он очень любил оба города, однако настоящей его страстью стало море.

Он был весьма целеустремленным человеком. Решил, что станет капитаном, и добился этого. Он уже был капитаном, когда мы с ним познакомились на одном из балов в начале века. Я не помню точно, когда это было, но думаю, что где-то в конце 1902 года, хотя и не уверена. Он пригласил меня на танец, и я согласилась. Помню, что это был вальс. Еще до конца танца я безумно в него влюбилась.

Возвращаясь из своих походов, он ухаживал за мной и даже переехал в Мюнхен, чтобы доставить мне удовольствие, хотя при его профессии это было не слишком удобно. Тот день, когда он вошел в дом моих родителей, чтобы просить моей руки у твоего дедушки, был самым счастливым в моей жизни. Мой отец был человеком дружелюбным и добродушным, но в тот день стал серьезным и даже уронил слезу. Как жаль, что ты его не знал, тебе бы он понравился.

Отец заявил, что собирается устроить прием, чтобы по всем правилам отпраздновать нашу помолвку: с гостями, танцами и роскошным банкетом.

Поскольку наш скромный дом был слишком мал для такого приема, отец попросил у моей сестры разрешения провести торжество в загородном доме барона в Хершинге. В те времена твой дядя еще не успел проиграться, и у него было множество имений, разбросанных по всей Баварии. Брунхильда согласилась - главным образом, потому что хотела сохранить хорошие отношения с матерью.

В детстве мы с сестрой не были особенно близки. Она гораздо больше остальных детей любила танцы и красивые наряды, я же предпочитала оставаться дома с родителями. К тому же, я на несколько лет ее моложе, так что, когда я еще играла в куклы, Брунхильда уже бегала на свидания.

На самом деле она совсем не такой плохой человек, Пауль. Она никогда не была по-настоящему злым человеком, просто эгоистичной и донельзя избалованной, но совсем не плохой. Когда она вышла замуж за барона - года за два до того, как я познакомилась с твоим отцом, она была самой счастливой женщиной на свете. Что же заставило ее так перемениться? Я не знаю. Быть может, скука или неверность твоего дяди - известного всему свету бабника, чего она прежде упорно не желала замечать, ослепленная его титулом и богатством. Но потом его измены стали слишком явными, чтобы их можно было не замечать. Тем не менее, она родила от него сына, чего я никак не ожидала. Эдуард был очень милым и очень одиноким ребенком, брошенным на попечение нянек и слуг. Мать не обращала на него никакого внимания, поскольку ребенок так и не выполнил возложенной на него задачи: привязать к ней барона и отвлечь от его шлюх.

Однако вернемся к нашему торжеству. В пятницу, к полудню, начали прибывать гости. Я сияла от счастья, прогуливаясь по саду вместе с сестрой и с нетерпением ожидая прибытия твоего отца, чтобы их познакомить. Наконец, он приехал - при полном параде, в капитанской фуражке, белых перчатках и с кортиком на поясе. Он нарядился, как на парад, но при этом сказал, что просто хотел произвести на меня впечатление. Я от души посмеялась по этому поводу.

Однако, когда я представляла его Брунхильде, произошло нечто странное. Твой отец, целуя ей руку, задержал ее в своей несколько дольше, чем допускали приличия. А она казалась такой потрясенной, словно в нее ударила молния. Я же по своей наивности решила, что это от смущения, хотя уж чем-чем, а стыдливостью Брунхильда совершенно точно никогда не страдала.

Твой отец тогда только что вернулся из Африки. Он привез мне какие-то экзотические духи, сделанные в колониях; они пахли сандаловым деревом и патокой - так мне, во всяком случае, показалось. У них был сильный, резкий и весьма специфический аромат, но мне он казался тонким и очень приятным. И я повела себя, как полная дура. Я была так растрогана, что дала ему слово, что всегда буду пользоваться только этими духами.

Той ночью, когда все спали, Брунхильда тайком пробралась в комнату твоего отца. В комнате было совершенно темно, а на Брунхильде под ее халатом не было ничего, кроме тех самых духов, которые подарил мне твой отец. Она молча залезла к нему в постель и занялась с ним любовью. Пауль, даже сейчас мне больно писать об этом, хотя с тех пор миновало почти двадцать лет.

Твой отец был уверен, что это я пришла к нему, решив поторопить нашу брачную ночь. Во всяком случае, так он сказал мне на следующий день, когда покаялся в случившемся.

Он клялся и божился, что ничего не заметил, пока они не закончили, и Брунхильда не заговорила. Она призналась ему в любви и предложила вместе бежать. Твой отец выставил ее из своей спальни, а утром отвел меня в сторонку и всё мне рассказал.

- Если хочешь, мы можем расторгнуть помолвку, - предложил он.

- Нет, - ответила я. - Я люблю тебя, и выйду за тебя замуж, если ты поклянешься, что не знал о том, что это моя сестра.