- Поторопись, Манфред.
Пауль повесил трубку и направился к двери. Проходя мимо портье, он отсалютовал ему краткой и конвульсивной версией нацистского приветствия, понадеявшись, что тот не обратит внимания на кровавые пятна. Портье с таким энтузиазмом выкрикнул "Хайль Гитлер!", что картины на стенах перекосились на ржавых гвоздях. Он выбежал вперед и открыл перед Паулем дверь на улицу, с удивлением увидев припаркованный там роскошный мерседес.
- Отличная машина, дружище.
- Да, неплохая.
- И давно она у вас?
- Пару месяцев. Купил с рук.
Боже мой, только не звони в полицию... ты просто повстречал честного трудягу, который ненадолго остановился, чтобы сделать телефонный звонок.
Садясь в машину, он снова почувствовал подозрительный взгляд портье на своем на затылке. Ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не вскрикнуть от боли.
"Всё хорошо, - подумал он, собрав все силы, чтобы завести двигатель и не потерять сознание. - Возвращайся к своей газете, приятель. Возвращайся к своему тихому вечеру. Не напрашивайся на неприятности с полицией".
Портье не сводил глаз с мерседеса, пока он не завернул за угол, но Пауль не был уверен, что он просто любуется автомобилем, а не запоминает номерной знак. К счастью, со своего места он не мог увидеть, что Пауль направляется к каретному сараю.
Когда он прибыл, то без сил рухнул на руль, стиснув его в руках.
Он пришел в себя от стука по стеклу. На него смотрел встревоженный Манфред, а рядом виднелось лицо поменьше.
Юлиан.
Мой сын.
Последующие за этим минуты остались в его памяти бессвязным нагромождением событий. Манфред тащит его из машины в сарай. Промывает и зашивает раны. Жуткая боль. Юлиан подносит к его губам бутылку с водой. Он пьет целую вечность и не может утолить жажду. Потом снова тишина.
Когда Пауль опять открыл глаза, Манфред с Юлианом сидели в повозке и наблюдали за ним.
- Что он здесь делает? - хрипло спросил Пауль.
- А как иначе? Не мог же я оставить его одного в пансионе.
- То, чем мы собираемся заняться - недетское дело.
Юлиан выбрался из повозки и обнял его.