Паскаль постоянно подчеркивает совершенно другой образ мира, чем картезианский, – больше присущий ХХ веку, всяким «синергетикам». То есть отсутствие механистичности, вариативность, загадочность, непостижимость, спонтанность, зыбкость. Не зря он создатель теории вероятностей. То есть природа – не машина. Мир загадочен. Разумом нельзя все познать, а над разумом возвышается сердце, у которого свои законы.
Если как-то резюмировать предварительно, что можно сказать?
В эпоху систем Паскаль мыслит несистемно. В эпоху объективизма и жестких философских дефиниций (когда, вспомните, Спиноза пытался построить философию по образцу геометрии Евклида) Паскаль рассуждает мыслеобразами и строит философию от первого лица. Когда природа воспринимается как машина, механизм, Паскаль говорит о природе как о чем-то недетерминированном, не жестко законосообразном, загадочном. В эпоху, когда человек представляется животным с разумом и хозяином мира, Паскаль говорит: человек заброшен в этот мир, он не хозяин и не венец творения, но – вопрошатель, пылинка, мыслящий тростник. Да, разум важен, но есть что-то важнее разума: сердце.
И, наконец, Бог. Тема Бога. Паскаль хотел показать сомневающимся, неверующим, либертинам, скептикам ничтожество человека в этом мире, неправильность забав, попыток побега в развлечения. И он, естественно, считал, что так же, как христианство открывает тайну человека – почему мы великие и ничтожные, – точно так же, считал Паскаль, единственная надежда для личности выбраться из этого тупика – это Бог. Но какой Бог?
Расскажу вам забавную историю. В Москве лет двадцать назад активно действовала протестантская секта «Церковь Христа». Это было ужасно: на каждом углу к тебе подходили улыбающиеся мальчики и девочки и пытались что-то «впарить», куда-то пригласить. И к одному моему другу в метро подошел такой блаженно улыбающийся мальчик и спросил: «А вы верите в Бога?» Но мой товарищ не растерялся и, как настоящий дзен-буддист (хотя он им не был), задал ему встречный вопрос: «А в какого именно Бога?» Мальчик замешкался, у человека явно сломалась программа, которая была в него заложена. «Ну, как в какого? В единственного, который есть». «А-а-а, – сказал мой друг с досадой. – Как раз-таки в него я и не верю!» Уж не знаю, что стало с вопрошающим о вере после этого…
Напомню вам одну важнейшую для религиозного экзистенциализма цитату из «Мемориала» Паскаля: «Мой Бог – Бог Авраама, Исаака, Иакова, а не Бог философов и ученых, творец геометрических истин». Паскаль категорически против попыток схоластики рассуждать о Боге как о вещи. Против Декарта, с его отношением к Богу как к теореме, против его деизма. Под этой фразой Паскаля подписался бы любой религиозный экзистенциалист. Не Бог – абстракция, не Бог – затычка в каждой бочке, которого мы вспоминаем, как только хотим объяснить, почему мир возник, как Декарт, и тут же забываем, говорим, что в мире нет чудес.
Что такое или, вернее, Кто Такой «Бог Авраама, Исаака и Иакова»? Это живой Бог, личный Бог, с Которым только живая личность может встретиться в страхе и трепете лицом к лицу: как Иаков, бороться с Ним; как Авраам и Моисей заключать с Ним завет. Бог страшный, неконтролируемый, непостижимый, недоказуемый. Это не Бог, о Котором говорят. А Бог, с Которым говорят. Бог – всегда во втором, и никогда в третьем лице. Вспомню еще одну мою любимую фразу (из Мартина Бубера):
«Если верить в Бога – это говорить о Боге, то я не верю в Бога. Если верить в Бога – это говорить с Богом, то я верю в Бога».
Бог – это всегда ТЫ, но никогда не ОНО. Это не понятие, не абстракция. Человек заброшен в бесконечность, и он страдает, он мучается и казнится. И вот это – Ты. Бог – как Ты, который может все! Может быть, страшный, загадочный, всемогущий, любящий. Он может все! Может протянуть тебе руку в эту бездну и вытянуть из этого отчаяния. Личный Бог. Тот, что беседовал с героями Ветхого Завета. Паскаль говорит о Боге-личности, а не о Боге-абстракции, о Боге ТЫ, а не о Боге ОНО, о Боге недоказуемом, но личностно достоверном. О том Боге, которого постигает не разум, а сердце: «Бог постигается не разумом, а сердцем. Это и есть вера». Он постигается, а не доказывается. Вот о каком Боге идет речь. Только Он, говорит Паскаль, может вывести человека из отчаяния. Как скажет последователь Паскаля в ХХ веке Габриэль Марсель (о нем мы еще поговорим, если успеем), «доказательства Бога – скандал для веры». Чем больше доказательств, тем меньше веры. Это еще Тертуллиан знал. Бога не доказывают. К Нему взывают, Ему открывают душу, на Него надеются, перед Ним каются и в Нем отчаиваются. Но это не тот Бог, которого нужно и можно доказывать. Он постигается сердцем.
И огромное место в «Мыслях» Паскаля занимает тема Христа. Посредника между Богом и человеком. Христос как тот, кто явил нам Бога в мире. Как главное доказательство христианской веры. Паскаль подчеркивает, что религия Христа – это не религия инквизиции и террора. Паскаль подчеркивает: об истинности Христа говорит то, что Он, в отличие от Мухаммеда, пришел в мир не во главе войска, не как завоеватель, а с проповедью любви – беззащитный и одинокий.
Паскаль – сторонник свободы веры. Он против догматов о непогрешимости папской власти, иезуитов, произвола королевской администрации. Полная свобода веры, интимность, непринудительность в вопросах общения с Богом. Задача «Апологии христианской религии» – побудить к вере, а не доказать, что Бог есть. И тут мы натыкаемся на знаменитое «пари Паскаля». Самые разные философы в разное время приходили к одной мысли: «Высший триумф разума – понять свою принципиальную конечность». Разум не может все. Но самое большее, что он может, – дойти до своих пределов и понять, что есть нечто, принципиально его превосходящее. Это очень важно, это вечный и, может быть, самый главный сюжет философии. (Вспомним Пифагора, Сократа, Кузанца, Монтеня, Канта…) Особенно важно его помнить в эпоху торжества сциентизма и рационализма. Эту же мысль повторяет Паскаль, когда говорит: разумом прийти к Богу нельзя, разумом ответить на главные вопросы нельзя. В вопросах Бога, веры, он молчит. Но что-то он может.
Паскаль использует такой наглядный пример. Надо понять: это не доказательство; он прибегает к знакомому либертинам образу – пари и метанию костей. Это знакомый для них язык. Он говорит: вот, представьте себе, вы решаете – верить вам или не верить в Бога. Разум молчит, решать должно сердце. Повторяю, доказать бытие Бога или опровергнуть его нельзя, говорит Паскаль, вопреки Декарту и многим другим. Мы кидаем монету. Орел или решка, верю или не верю? Но давайте подумаем разумом. Давайте взвесим вероятности, говорит Паскаль – отец теории вероятностей. Мы решаемся верить или не верить. Допустим, мы ставим на веру. Если мы выигрываем – то выигрываем все! Бесконечное блаженство. Бесконечный выигрыш на кону! А если проигрываем – то ничего не теряем! Решившись верить, мы обретаем спасение души, бесконечность, смысл. А если мы ошибаемся и Бога нет, то потеря наша невелика. А если мы ставим на небытие Бога, мы всегда все теряем: нашу короткую жизнь, полную страданий. Даже если бы отношение было один к миллиону, все равно надо «ставить» на бытие Бога!
Это красивый, наглядный и эмоциональный аргумент. Знаменитое «Пари Паскаля». Решаясь, прыгнуть ли нам в эту пропасть, верить или нет, будем ставить на веру, потому что если мы выиграем, то мы все выиграем, а если мы проиграем, то мы ничего не потеряем, и наоборот. Понятно, что это не математически строгое доказательство. Ведь доказательство делает ненужным веру! Подобно тому, как то, что называют кантовским «этическим доказательством бытия Бога», – это, в сущности, не доказательство вовсе, а лишь «разумная вера», согласованная с разумом, но не опирающаяся на него.
Будем подводить итоги. На заре Нового времени, в эпоху рационализма, веры в человека, прогресс, в эпоху Декарта, Спинозы, Лейбница, появляется Паскаль и говорит, что разум не всемогущ. Человек не сводится к разуму, есть еще сердце. Мир – не машина. Бог не абстракция. Философия должна не быть самодовольной и все объясняющей.
И понятно, что такого философа не поняли, его расчленили на части. Толстой в своей статье о Паскале остроумно пишет примерно следующее (скажу своими словами): есть два Паскаля. Один Паскаль хороший, молодец, он изучал давление, благодаря давлению насосы изобрели. Это полезно, за это мы его ценим! Иезуитов ругал – тоже молодец! И в то же время какой-то ужасный мизантроп – в человека не верил, что-то о Боге говорил. Это нам не годится.
Потом приходят просветители. И Вольтер значительную часть своего творчества посвятил осуждению Паскаля, сердито и раздраженно назвал Паскаля «возвышенным мизантропом». Такой ярлычок Просвещение навесило на Паскаля. И так долго было в культуре Нового времени (яркий пример такого расчленения Паскаля можете найти в первой, советского периода, книге о нем Г. Я. Стрельцовой). Было два Паскаля. Первый Паскаль – «хороший», полезный: прогрессивный ученый, борец с иезуитами. И второй, «плохой» Паскаль: мизантроп, мистик, обскурант, ретроград, веривший почему-то в Бога и почему-то не веривший в человека.
И так оно продолжалось до ХХ века. Когда вдруг оказалось, что этот человек именно как мыслитель, а не только как изобретатель насосов, может быть нам близок и интересен, хотя и жил в XVII веке.
Поэтому именно с него мы и начинаем разговор об экзистенциализме и всех экзистенциальных проблемах. Абсурд, одиночество, заброшенность, выпадение человека из природы. Неподлинное существование, которое Паскаль называет «забавами». Стремление к Богу как к Богу Авраама и Иакова, а не как к Богу философов и ученых. В Паскале, как в зародыше, содержится вся проблематика экзистенциализма ХХ века. Поэтому с него можно начинать рассказ об экзистенциализме ХХ века. Широкими мазками, отрывочно, неполно, я попытался рассказать о нем. Надеюсь, что если вы не знали раньше о Паскале как о мыслителе или мало знали, может быть, что-то вы теперь узнали.
Паскаль – один из самых дорогих и близких мне мыслителей. Естественно, что потом мы будем возвращаться к Паскалю, потому что из него вырастает то, о чем пойдет речь дальше.
Я скажу, о чем мы будем говорить в следующий раз. Тема столь же важная и увлекательная, сколь и трудная, особенно для меня как исполнителя. Потому что дальше будет романтизм. Мы поговорим о романтической культуре. Без романтизма трудно будет понять все остальное, весь экзистенциализм. Поэтому заранее подготовьтесь, что я обрушу на вас целый шквал стихов и картин. Это будет такой импрессионистский поток. Но романтизм – это очень непросто именно с точки зрения структурирования и изложения.