«Мне грустно, что вы уезжаете. Было бы лучше, если бы вы остались здесь со мной, а не бросались бы в пучину, которая может оказаться гораздо глубже, чем вы думаете. Ваши познания в новой философии, ваша страсть к свободе, возможно, приведут к тому, что вы примкнете к популярной партии. Мне будет жаль, потому что я останусь аристократкой. Это мое métier[13]. Помните, когда вы приедете во Францию, то обнаружите, что она охвачена сильной лихорадкой и очень больна».
Сегюр, не менее огорченный разлукой, ответил: «Я тоже боюсь этого, мадам, но именно поэтому считаю своим долгом вернуться». Когда Екатерина пригласила его остаться на обед и оказала ему невероятно теплый прием, расставание стало особенно трудным. «Когда я уходил, то думал, что это лишь временный отъезд, – писал Сегюр в одном из своих писем. – Отъезд был бы намного более болезненным, если бы я знал, что вижу ее в последний раз».
Комментарии Екатерины по поводу событий во Франции стали особенно едкими. Национальное собрание было «гидрой с двенадцатью головами». О новых политических фигурах в правительстве она говорила, что они «всего лишь люди, запустившие механизм, управлять которым у них нет таланта… Франция – жертва толпы адвокатов, глупцов, выдающих себя за философов, мошенников, молодых хлыщей, лишенных начисто здравого смысла, марионеток горстки бандитов, которые не заслужили даже звания знаменитых разбойников». Ее стремление защитить монархию исходили из веры в необходимость эффективной администрации и в сохранении общественного порядка. «Велите тысяче человек составить письмо, позвольте им спорить по поводу каждой фразы и посмотрите, сколько на это уйдет времени и что вы получите». Она с сожалением наблюдала за тем, как разрушался порядок и над Францией нависала угроза анархии, поскольку сама кое-что знала об анархии – она видела ее плоды во времена восстания Пугачева.
Екатерина не могла поддержать свои взгляды военными действиями на территории страны, находившейся через половину Европейского континента от России, но еще до побега королевской семьи в Варенне, она старалась предпринять некоторые меры. Екатерина сообщила своим послам в Швеции о своем желании, чтобы монархи Европы озаботились бы судьбой Франции. Она писала, что речь шла не только о разрушительном влиянии революции, речь также шла о том, что Франция должна восстановить свои позиции и таким образом укрепить баланс сил в Европе. Зная Густава III Шведского, вечно ищущего славы и желавшего возглавить монархический крестовый поход против Французской революции, Екатерина выбрала в союзники именно его. В октябре 1791 года всего через год после окончания короткой, бессмысленной войны на Балтике между Россией и Швецией, Екатерина предложила Густаву субсидировать его армию из двенадцати тысяч солдат, чтобы они вторглись во Францию. Датой обсуждаемой операции должна была стать весна 1792 года.
Жестокие события в Швеции помешали этому военному мероприятию. 5 марта 1792 года Густав III получил ранение в спину во время маскарада в Стокгольме; он умер к концу месяца. Хотя убийцей был шведский аристократ и покушение связывали со шведской политикой, Екатерина немедленно увидела в этом отголоски волны антимонархического насилия. Полиция доносила о том, что французский агент был послан в Санкт-Петербург, чтобы убить императрицу, и что некоторые гвардейцы в Зимнем дворце подкуплены. Никаких дальнейших разговоров о вторжении шведских солдат во Францию больше не велось.
Весной 1792 года Екатерина сделала достоянием общественности десятистраничный меморандум, в котором предлагались меры по подавлению анархии во Франции и восстановлению монархии, чтобы вернуть Францию на путь безмятежности и величия. Екатерина начинала с того, что заявила: «Дело короля Франции является делом всех королей… Все работы [французского] Национального собрания были посвящены уничтожению монархии, которая существовала во Франции уже тысячу лет. [Сейчас] Европа заинтересована в том, чтобы Франция вновь заняла место, достойное великого королевства». По поводу того, как это может быть достигнуто, она говорила: «Войска из десяти тысяч человек достаточно, чтобы пройти из одного конца Франции в другой… Возможно, стоит оплатить услуги наемников – лучше всего швейцарцев, а остальных взять у немецких принцев. С такими силами мы сможем вырвать Францию из рук бандитов, восстановить монархию, изгнать самозванцев, наказать мошенников и освободить королевство от угнетения». После реставрации императрица советовала не прибегать к массовым репрессиям. «Некоторых рьяных революционеров нужно будет наказать, но амнистировать тех, кто подчинится и снова станет верным подданным». Она считала, что многие из делегатов Национального собрания приняли бы прощение, осознав, что «они вышли за пределы своих полномочий, ибо их избиратели не требовали уничтожить монархию и уж тем более христианскую веру». Она продолжала, что для восстановления королевства было бы важно, чтобы все три сословия: духовенство, дворяне и простолюдины сосуществовали в мире. Церкви необходимо вернуть отнятую у нее собственность, дворянство вновь должно получить свои привилегии, а популярные и справедливые требования свобод «могут быть удовлетворены хорошими и справедливыми законами». Прежде всего, писала Екатерина, королевская семья должна быть освобождена. «По мере продвижения войск, принцы и войска должны сосредоточиться на самой главной задачи: освобождении короля и королевской семьи из рук парижан».
Этот документ, написанный за месяц до сентябрьской резни, формального освобождения Франции от монархии и обезглавливания короля, был беспомощным и наивным; Екатерина абсолютно не понимала, как изменилась жизнь французов в политическом, экономическом, социальном и психологическом аспектах. Пока Екатерина составляла этот документ, радикальные настроения во Франции продолжали набирать обороты. Клуб якобинцев, имевший огромную популярность в Париже, стал распространять свое влияние по всей стране, а также принимать новых членов. Встречи проходили в бывшем конвенте якобинцев на улице Сент-Оноре. Сначала клуб играл важную роль в революции – здесь зачитывались и обсуждались реформы, в которых нуждалась страна; затем он превратился в арену сражений радикальных мыслей, яростных речей и требований решительных действий. Его лидеры – Жорж Дантон, Жан Поль Марат и Максимилиан Робеспьер – достигли вершин политического влияния в стране. К лету 1792 года Парижская коммуна – новое муниципальное правительство, поддерживаемое санклютами, простыми горожанами, «которые не носили красивые бриджи», – захватила власть над городом. Дантон, новый тридцатилетний министр юстиции, решил, что теперь он отвечает за судьбу королевской семьи в Тюильри.
10 августа толпа, собранная коммуной, штурмовала дворец Тюильри. Шестьсот швейцарских гвардейцев, защищали королевскую семью, пока король, желая предотвратить кровопролитие, не приказал им сдаться. Швейцарцы подчинились, их захватили в плен, а затем убили. Толпа ворвалась в покои короля. Король, его жена и их дети были схвачены и препровождены в тюрьму в Тампль.
Весной 1792 года Пруссия присоединилась к Австрии в ее войне против Франции. В середине лета прусская армия стояла на берегу Рейна и уже готовилась направиться к Парижу. Когда армия начала продвижение, герцог Брансвик, командовавший прусскими войсками, узнал о том, что Людовик XVI и его семья были увезены из Тюильри. Герцог написал манифест, в котором угрожал Парижу тем, что он переживет «поучительный и незабываемый акт возмездия… если королю и его семье причинят какой-либо вред». Эта угроза имела обратный результат. Манифест Брансвика подтолкнул Париж к ужасающему возмездию. Узнав, что они уже совершили поступки, за которые будут наказаны, парижане пришли к выводу, что им больше нечего терять. Пошли слухи, что, если враги войдут в Париж, все население будет уничтожено.
30 июля 1792 года пятьсот человек в красных колпаках явились в Париж из Марселя и южных провинций. Описанные одним из членов Национального собрания как «шайка разбойников, исторгнутых из тюрем Генуи и Сицилии», они были наняты Коммуной, чтобы защитить город. Желая поддержать их, коммуна также привлекла местных уголовников. Заключенных освобождали из тюрем при условии, если они будут выполнять приказы Коммуны.
Жестокие расправы в тюрьмах 2–8 сентября 1792 года планировались заранее. В последние две недели августа сотни парижан, в которых видели «возможных предателей», были арестованные. Поскольку их собирались уничтожить, этих людей свезли в тюрьмы, для большего удобства. Многие из арестованных были священниками, которых забирали из семинарий и церквей по обвинению в антиреволюционных настроениях. Среди заключенных находились бывшие слуги короля и королевы. Также в число арестантов входили драматург Пьер Бомарше и близкая подруга Марии Антуанетты – принцесса де Ламбаль, которая сначала бежала в Лондон, но затем вернулась в Париж, чтобы быть вместе с королевой. Но в большинстве своем это были простые люди. Дантон не был зачинщиком резни, однако ему было известно о происходящем. «Меня не волнует судьба заключенных, – сказал он. – Пусть они сами о себе позаботятся». Позже он добавил: «Казни были необходимы, чтобы успокоить парижан». Робеспьер же просто сказал, что таким образом была выражена воля народа.
Известие о том, что прусская армия захватила Верден, достигла Парижа 2 сентября. Резня началась тем же днем. Двадцать четыре священника были вытащены из карет, перевозивших их в тюрьму в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре, у самых ворот тюрьмы и изрублены на куски шпагами, ножами, топорами и лопатами прямо на мостовой. Пленников, которые уже были заключены в аббатстве, вытаскивали по одному в сад, где их рубили ножами, тесаками и пилами. Другие тюрьмы также были атакованы бандами: 328 заключенных убили в Консьержери; 226 – в Шатле; 115, включая архиепископа, – в монастыре Кармелитов. В Бисетре было убито 43 мальчика и юноши. Тринадцати из них было пятнадцать, троим – четырнадцать, двоим – тринадцать, а одному – двенадцать лет. Женщины всех возрастов, включая девочек-подростков, подверглись жестокому насилию. Когда принцесса де Ламбаль отказалась принести клятву ненависти к королевской чете, она была зарублена. Ее голову насадили на пику и отнесли в Тампль, чтобы показать королю и королеве.
9 сентября французы победили прусскую армию при Вальми и, таким образом, положили конец иностранному вторжению, заставив прусскую армию отступить к Рейну. Но на этом французы не остановились, они двинулись дальше, захватив Майнц и Франкфурт. 21 сентября, через три недели после резни, французская монархия была ликвидирована и установлена республика. В декабре Национальное собрание объявило о том, что везде, где пройдет французская армия, любое правительство будет заменено властью народа.
21 января 1793 года казнили Людовика XVI. Это потрясло многих, даже тех, кто еще верил в революцию. Генерал Франсуа Дюмурье, одержавший победу при Вальми, друг Дантона, дезертировал в Австрию; Лафайет бежал за границу после штурма Тюильри. Провинция поднялась против парижского правительства, за что жестоко поплатилась. Когда Лион, второй по значимости город во Франции после Парижа, капитулировал, пленных, большинство из которых были крестьянами и рабочими, связывали вместе в большие группы, выводили в поле рядом с городом и расстреливали из пушек. Один из агентов Робеспьера, присутствовавший при казни, писал своему хозяину: «Какую радость вы испытали бы, если бы могли видеть народную справедливость, обрушившуюся на этих двести девяносто негодяев! Какое величие! Какие возвышенные звуки! Какое незабываемое зрелище – видеть, как эти мерзавцы получили по заслугам!»
При правительстве был создан Комитет общественной безопасности, его создателями стали Дантон и Робеспьер. В конце концов, Робеспьер решил, что революция оказалась идеологически неправильной и была установлена Власть Террора для того, «чтобы защитить республику от внутреннего врага… от тех, кто своим поведением, своим окружением, а также своими словами или письмами выказывал поддержку тирании и врагам народа», или тем, «кто не доказывает постоянно своей преданности делу революции». За девять месяцев официальная статистика казненных составила шестнадцать тысяч человек. Но по некоторым расчетам в реальности Террор унес в два или даже три раза больше жизней.
Известие о том, что Людовик Французский был отправлен на гильотину, так потрясло Екатерину, что она заболела. Неделю она провела в одиночестве и распорядилась, чтобы при дворе установили шестинедельный траур. Она приказала разорвать все отношения с Францией. Французско-российский торговый договор 1787 года был аннулирован, а торговля между двумя странами запрещена. Судам, плавающим под революционным французским триколором не позволено было заходить в российские воды. Все русские подданные, жившие во Франции или путешествующие по стране, были отозваны на родину, а всем французским гражданам, находившимся в России, была дана неделя, чтобы принести клятву королю Франции или покинуть империю Екатерины. Из пятнадцати тысяч французов, живших в России, только сорок три отказались приносить такую клятву. В марте 1793 года, через два месяца после смерти брата, граф Артуа был радушно принят в Санкт-Петербурге, где ему обещали финансовую поддержку и предоставили возможность работать с другими эмигрантами. Однако императрица по-прежнему воздерживалась от военного вмешательства в войну против Франции. После неудачи Австрии и Пруссии она считала, что вряд ли возможно было достигнуть успеха без Британии, а Британия не имела намерений вступать в войну. Уильям Питт, премьер-министр, ясно дал понять, что политика Британии направлена на обеспечение безопасности Европы, а не на борьбу с правительством Франции. Казнь Людовика XVI изменила мнение Питта. Он заявил, что убийство короля стало «самым грязным и ужасным деянием, которое только видел мир»[14]. Французскому послу было приказано покинуть Лондон. И снова Франция первой перешла к действиям. 1 февраля 1793 года Франция объявила Великобритании войну.
Через шесть месяцев после смерти мужа Марию Анутанетту, чьи волосы в тридцать семь лет были уже седыми, разлучили с детьми и отвезли в тюрьму Консьержери. Бывшая королева Франции, габсбургская эрцгерцогиня, дочь австрийской императрицы, сестра двух австрийских императоров и тетя третьего, в одиночестве провела два месяца в камере размером одиннадцать на шесть дюймов. 5 октября 1793 года ее посадили в телегу и провезли через улицы Парижа на гильотину.
Телеги продолжали двигаться по улицам Парижа. Массивное лезвие поднималось и опускалось по сорок, пятьдесят, шестьдесят раз в день. Напуганные политики отправляли на гильотину друг друга, чтобы самим избежать казни. Сотни человек были казнены из-за личной вражды или зависти соседей; их преступления заключались лишь в том, что они находились «под подозрением». Среди жертв оказались двадцать крестьянских девушек из Пуату, у одной из которых был новорожденный ребенок – она укачивала его, сидя на мостовой во дворе Консьержери в ожидании казни. Поэт Андре Шенье был отправлен на гильотину лишь потому, что его ошибочно приняли за его брата. Затем, узнав об ошибке, Коммуна казнила и брата. Антуан Лавуазье, ученый, попросил небольшую отсрочку от казни, чтобы закончить эксперимент. «Революции не нужны ученые», – таков оказался ответ. Одним из осужденных, был восьмидесятилетний маршал герцог де Муши, чья пожилая жена не понимала, что происходит. «Мадам, мы должны идти, – спокойно сказал он ей. – Господь так желает, так давайте исполним его волю. Я не покину вас. Мы умрем вместе». Когда их вывозили из тюрьмы, кто-то крикнул: «Мужайся!» Де Муши ответил: «Мой друг, когда мне было пятнадцать я рисковал жизнью ради моего короля. В восемьдесят я должен идти на эшафот за моего Бога. Я не такой уж и несчастный человек». Французские эмигранты и беженцы рассказали эту историю Екатерине.
Террор достиг своей кульминации и стал постепенно стихать. 13 июля 1793 года Марат был заколот у себя в ванной Шарлоттой Корде. 5 апреля 1794 года Робеспьер послал на гильотину Дантона. Три с половиной месяца спустя, 27 июля 1794 года голова Робеспьера упала в корзину. После смерти Робеспьера кровавый Террор подошел к концу. На смену ему пришла Директория, а затем и Консульство. Молодой армейский генерал Наполеон Бонапарт стал первым консулом в 1804 году, после чего короновал себя как император. Войны, начатые революционной Францией, продолжились при Наполеоне и в общей сложности продлились двадцать три года. С падением Наполеона бывший граф Прованса, старший из выживших братьев Людовика XVI, вернулся во Францию и взошел на трон как Людовик XVIII. После него трон унаследовал его младший брат граф Артуа, который стал королем Карлом X. А затем трон занял последний король Франции – Луи Филипп. Все эти короли оказались ничуть не лучше доброжелательного, нерешительного Людовика XVI, который был плохим монархом, но до конца оставался верен своей стране, с достоинством перенеся заключение, и пошел на смерть смело и без сожалений.
Самым ярким символом Французской революции стала гильотина. Казни Людовика XVI и Марии Антуанетты оставили глубокий культурный след в сознании людей, а созданный Диккенсом образ мадам Дефарж, которая вязала у подножия безжалостной машины, сделал этот символ еще более зловещим.