Фридрих Прусский был счастлив, что у него появилась возможность держаться в стороне от борьбы Екатерины с королем и Сеймом, он стал оказывать поддержку волнениям в протестантских районах Польши. Это привело к усилению сопротивления польских католиков против любого иностранного влияния и еще больше усложнило инициативу Екатерины. Пока члены Сейма были рассержены и упрямы, католические епископы выступали против греховности диссидентов, а некоторые дворяне вооружали своих последователей, Екатерина не видела другой альтернативы, кроме как послать в Польшу дополнительный контингент русских войск. Когда состоялось следующее заседание Сейма в октябре 1767 года, Варшава оказалась занята русской армией. Репнин окружил здание Сейма солдатами, а некоторых из них разместил в зале заседаний, чтобы убедиться, что делегаты будут голосовать согласно его инструкциям. Сначала Сейм отказался подчиниться. Когда епископы стали выступать против предоставления уполномоченным религиозных меньшинств прав, собравшиеся встретили их речи одобрительными криками. Тогда Репнин арестовал двух главных епископов, включая пожилого епископа Кракова, и отправил их в изгнание в Россию. Члены Сейма ждали, что их король возмутится, но Станислав принял требования Репнина, поэтому короля обвинили в том, что он предал свою страну. 7 ноября 1767 года Сейм в отсутствии многих делегатов и в окружении поблескивающих русских штыков, не найдя ни одной фигуры, вокруг которой можно было бы сплотить сопротивление, с неохотой подчинился и согласился признать равные права для «диссидентов». Однако Екатерина и Репнин еще не закончили. В феврале 1768 года они вынудили подписать договор о польско-русском альянсе, который подтверждал гарантию свободы вероисповедания для религиозных меньшинств и обязал короля не пытаться вносить изменения в польскую конституцию без согласия России.
Через два дня после того, как заседания Сейма в Варшаве закончились, группа консервативно настроенных дворян-католиков собралась в Баре – южном польском городе около турецкой границы и объявила себя Конфедеративным Сеймом, целью которого была защита независимости Польши и католической веры. Взрыв польского патриотизма спровоцировал плохо подготовленное и нескоординированное восстание. Российские войска продвинулись на юг и разгромили восставших, однако антироссийские союзы стали возникать в Польше повсюду, и Екатерина была вынуждена послать в Польшу новые войска. Эти объединения привлекли внимание католиков Австрии и Франции, которые посылали им деньги и офицеров для поддержки. Екатерина ответила тем, что наводнила страну еще большим числом российских солдат. Она понимала, что сильно недооценила силу польского католицизма и национальную гордость, и, к своему удивлению, оказалась втянутой в серьезную военную кампанию. Поляки боролись, писала она Вольтеру «чтобы помешать четверти своего населения наслаждаться гражданскими правами».
Екатерина смогла сделать Польшу своим государством-вассалом с подвластным ей королем, но она также разожгла ненависть в поляках, встревожила Турцию, вызвала беспокойство Австрии и даже взволновала Пруссию. Фридрих не подписал договор с Россией, чтобы Польша окончательно не оказалась под влиянием России.
Опасения, вызванные событиями в Польше, распространились по всей Европе. Монархи и государственные деятели, уже сильно встревоженные успехами бывшей принцессы Ангальт-Цербстской, ставшей императрицей, теперь следили за тем, как она сделала своего бывшего любовника королем и распространила влияние России на его новое королевство. Турки, являвшиеся соседями России и Польши, были сильно обеспокоены растущим военным влиянием России в Польше, которую Турция хотела бы видеть в качестве слабого государства, выполняющего роль буфера между ними и Россией. Русские войска теперь находились на позиции, с которой они в любой момент могли продвинуться дальше по Днепру, Бугу и Днестру и представлять угрозу турецким провинциям на Балканах, в Валахии и Молдавии. Если бы они добрались до Дуная и форсировали его, они оказались бы в опасной близости к Константинополю. Франция, традиционный союзник Турции, также хотела ослабить влияние России на Польшу. Поэтому французским дипломатам в Константинополе было несложно убедить султана и великого визиря, что русскую экспансию необходимо остановить и что самым разумным курсом стало бы объявление войны, пока Россия не успела к ней подготовиться. Благодаря подкупу, Франции удалось убедить Константинополь. Теперь Турции нужен был только предлог.
Идеальный казус белли представился в октябре 1768 года. Русские войска, сражаясь с поляками на юго-востоке Польши, преследовали их до польской границы и пересекли ее. Османская империя ответила тем, что выдвинула перед русским послом ультиматум, требуя от него вывести все русские войска не только с территории Турции, но и изо всей Польши. Когда русский посол отказался даже передать эти требования в Санкт-Петербург, турки сопроводили его в Семибашенный замок и заперли там – таков был турецкий протокол объявления войны. Фридрих II, следивший за этими событиями из Берлина, схватился за голову и простонал: «Боже мой, сколько же нужно пережить, чтобы сделать короля Польши?»
Екатерину не напугало объявление Турцией войны. На деле она считала, что это дает ей возможность достигнуть важных для России целей. Конечно, ей пришлось вступить в эту войну без союзника, поскольку Россия сражалась лишь с одной враждующей стороной. У Фридриха Прусского по договору не было никаких обязательств для мобилизации хотя бы одного своего гренадера. Он ограничился выплатой ежегодных субсидий России, которую требовал русско-прусский договор. В частных беседах он отзывался о войне как о соревновании «одноглазого со слепым», однако прекратил подобные разговоры в 1769-м и 1770-м, когда значительный успех генералов Екатерины доказал, что он заблуждался.
Весной 1769 года российские войска заняли крепости Азова и Таганрога, которые в свое время завоевал Петр Великий, но впоследствии был вынужден отдать туркам. Контроль над этими портами и крепостями давал выход к устью Дона, где река впадала в Азовское море. Затем русские заняли Керчь в том месте, где Азовское море соединялось с Черным, и тем самым обеспечили себе выход и к Черному морю. Между тем русская армия в количестве восьмидесяти тысяч человек, используя Польшу как плацдарм, продвинулась на юг в турецкие провинции Молдавию и Валахию. Войска генерала Петра Румянцева заняли всю Молдавию и большую часть Валахии в верхней части Дуная. В 1770 году Румянцев с войсками численностью 40 000 человек форсировал Днестр и нанес два сокрушительных поражения большей по численности турецкой армии. Во время битвы при Ларге 7 июля он разгромил 70 000 турок, в битве при Кагуле, 21 июля, он разбил войско в 150 000 человек. Румянцев был возведен в фельдмаршалы. Наблюдая за всем из Санкт-Петербурга, радостная Екатерина хвасталась Вольтеру, что «рискуя повторяться и вызвать вашу скуку, мне не о чем писать вам, кроме как о победах». Императрица почти каждый день встречалась со своим консулом и постоянно посылала длинные письма признательности и ободрения своим генералам. Офицеров, находившихся в отпуске, развлекали в Зимнем дворце, и на каждом военном параде императрица появлялась в мундире одного из полков, почетным полковником которых она являлась.
С первого месяца войны Екатерина искала возможности использовать в войне с турками свой флот. У России не было выхода к Черному морю. Поскольку Российская империя не имела плацдарма на воде, Петр Великий создал балтийский флот, однако в правление его последователей флот пришел в упадок. В начале своего правления Екатерина начала восстанавливать флот: ремонтировать старые корабли, строить новые. Она также обратилась к британскому правительству за разрешением пригласить на службу опытных офицеров Британской империи. Было нанято довольно много английских капитанов, включая капитана Самуэля Крейга и Джона Эльфинстона, оба они получили звание контр-адмиралов и жалованье вдвое больше, чем у себя на родине.
Екатерина хотела, чтобы флот и эти офицеры приносили пользу. Когда на заседании военного совета Григорий Орлов поинтересовался, можно ли использовать флот в Средиземном море, дабы атаковать турок с тыла, Екатерина задумалась над этим. План казался довольно смелым – послать часть русского флота буквально на другую сторону европейского континента, на границу с океаном. Флот должен был выйти из Балтики, пересечь Северное море, затем – Ла-Манш, пройти вдоль берегов Франции, Испании, Португалии, миновать Гибралтарский пролив и войти в западную часть Средиземного моря, после чего под флагом Российской империи достигнуть Эгейского моря. Чтобы эта стратегия оправдала себя, Екатерине требовалась поддержка дружественных европейских держав. И снова она обратилась к Англии, и опять Уайтхолл ответил согласием. Когда Россия воевала с Турцией, британское правительство предполагало, что она также будет воевать с Францией, постоянным противником Англии, и Лондон это одобрил. Поэтому Британия предложила обеспечить русский флот всем необходимым для отдыха, а также провиантом, ремонтом в английских морских портах Гулле и Портсмуте, а также в Гибралтаре и на острове Менорка в Средиземном море.
6 августа 1769 года Екатерина наблюдала за тем, как первая русская эскадра отбыла из Кронштадта и отправилась в долгое плаванье. Корабли пополнили свои запасы в Гулле, а затем перезимовали на британской базе на Менорке, в западной части Средиземного моря. Вторая эскадра под командованием адмирала Джона Эльфинстона последовала за первой в октябре, прошла по Северному морю, переждала зиму в Спидхеде, около острова Уайт. В апреле эти корабли вышли в море и прибыли в Ливорно, где герцог Таскании пополнил их запасы. В мае 1770 года объединенный русский флот появился около мыса Матапан, находившегося на полуострове Пелопоннес, который располагался у восточного входа в Эгейское море. К тому времени командование флотом было поручено брату Григория Орлова – Алексею, который присоединился к флоту в Ливорно. Этот высокий офицер с изуродованным шрамом лицом в свое время сыграл важную роль в перевороте и смерти Петра III. Своей решительностью он старался скомпенсировать отсутствие опыта в военных делах, а личным советником он взял к себе Самуэля Крейга. Собрав свои корабли, он вышел в Эгейское море в поисках врага. К концу июня он нашел его.
Остров Хиос находится около турецкой Анатолии, и в водах Хиоса 25 июня турецкий адмирал, командовавший шестнадцатью кораблями, увидел нечто неожиданное для себя: четырнадцать больших кораблей, над которыми развевался белый флаг с синим крестом Святого Андрея – морской флаг России, – приближавшихся в боевом порядке. Орлов тут же занял северную часть Чесменской бухты. Русский корабль протаранил турецкий флагман, а русские и турецкие матросы сошлись в рукопашной схватке на палубе кораблей. Пламя охватило оба корабля, и они взорвались. Остатки турецкого флота поспешили в Чесменскую бухту, где по предположению турецкого адмирала им ничего не угрожало – море там было мелким, и у русских кораблей не оказалось бы достаточно пространства для маневра. На следующее утро Орлов провел новую атаку. Крейг вошел в залив с тремя кораблями и напал на турецкий корабль с 96 пушками. За ними, скрываясь в дыму и пользуясь всеобщей суматохой, три судна, снаряженные как брандеры, подошли к стоящим на якоре турецким кораблям. Турецкие моряки сначала увидели стену из огня, двигающуюся им навстречу. Ветер, господствовавший в бухте, раздул огонь, пламя быстро распространилось, и один за другим турецкие корабли охватило пламя, а вскоре они взорвались. Результат оказался разрушительным: пятнадцать турецких линейных кораблей были уничтожены, лишь одному удалось уйти. Погибло девять тысяч турецких моряков и только тридцать русских.
Битва в Чесменской бухте стала поразительным достижением для флота и страны, у которой практически не было морского опыта. Эта победа позволила Орлову, который теперь считал себя освободителем православных греков, пройти дальше по Эгейскому морю, пытаясь убедить греков поднять восстание против турецкого гнета. Не имея активной поддержки и союзников в армии на суше, он потерпел неудачу. Некоторое время он держал блокаду Дарданелл. К осени среди русских матросов вспыхнула эпидемия дизентерии, и флот вернулся на зимовку в Ливорно. Весной Орлову приказали отправиться домой. На родине его приняли как героя. Он преклонил колено перед Екатериной и получил орден святого Георгия.
Удивительный успех России в 1770 году – достижения на Черном море и Дунае, присутствие русского флота в Средиземном море и полный разгром турецкого флота в Чесменской бухте – привел Европу в состояние замешательства и тревоги. Быстрый рост военной мощи России стал беспокоить и ее друзей, и врагов. Одним из них был союзник Екатерины – Фридрих Прусский, которого вовсе не ободряла мысль о возможном господстве Екатерины над всей Польшей. Ни Пруссия, ни Австрия не были в восторге от перспективы российского влияния на Балканах или от мысли о взятии Россией Константинополя. С другой стороны, ни Фридрих, ни Мария Терезия не видели способов помешать России в достижении целей, которые она поставила перед собой. Поэтому Фридрих поздравил Екатерину («Я не мог писать вам после каждой победы. Я ждал, когда их набралось с полдюжины»). Более всего он опасался дальнейших масштабных военных действий, которые заставили бы Францию и Австрию выступить против России, поскольку это потребовало бы от Пруссии оказать России помощь в качестве союзника. По договору 1764 года Пруссия обязывалась прийти на помощь Екатерине, если на Россию нападут. В нынешней войне Турция была явным агрессором, и Пруссия уже послала в Россию финансовую помощь. Но теперь Австрия, встревоженная русским вторжением на Балканы, угрожала вступить в союзничество с Турцией. Если бы это привело к войне, Россия потребовала бы от Пруссии выполнить обязательства, и Фридриху пришлось бы воевать с Австрией третий раз в жизни. К тому времени Фридрих устал от войны. В свои пятьдесят пять он уже дважды воевал с Австрией, чтобы присоединить Силезию к своему королевству. Теперь эта провинция принадлежала ему, и он не хотел новой войны, предпочитая ей дипломатию. Польская независимость казалась шаткой, русский посол уже фактически управлял королевством, и это был лишь вопрос времени, прежде чем империя Екатерины окончательно поглотит страну. Чтобы предотвратить это, не прибегая к военным действиям, Фридрих пытался найти решение, которое отвечало бы желаниям правителей всех трех соседних государств. А если предположить, что Пруссия, Австрия и Россия смогут удовлетвориться, получив свои зоны влияния в раздробленном государстве? Если Екатерина согласится взять восточные, населенные преимущественно православными, земли Польши, а Фридрих возьмет часть протестантского северо-запада, тогда Австрия могла бы получить обширные земли на юге, населенные католиками. Он был уверен, три державы согласятся с его планом и никто в Европе не сможет противостоять их альянсу – ни турки, ни французы, и уж точно ни поляки.
В основе этой циничной привязанности к польскому соседу и в желании использовать его для расширения государства, лежали территориальные интересы самого Фридриха. Восточная Пруссия была физически отделена от всех остальных владений династии Гогенцоллернов. Годами Фридрих надеялся исправить эту ситуацию, получив прибрежные земли польской Балтики, которые разделяли его страну. Осенью 1770 года дипломатические интересы Пруссии представлял его младший брат, принц Генрих Прусский, нанесший официальный визит в Санкт-Петербург. Этот маленький человечек с невыразительным лицом приехал в столицу неохотно, по требованию своего брата, чтобы помочь в реализации планов Фридриха по разделению Польши. Генриха, как и его брата, мало интересовали пышные церемонии, но он отличался наблюдательностью и быстро ориентировался в ситуации. Екатерина развлекала его банкетами, концертами и балами. Генрих чувствовал себя неуютно при роскошном дворе Екатерины, он был пунктуален и скрупулезен, и ситуация, в которой он оказался, тяготила его. Его бесстрастная манера держать себя и курносый прусский нос не способствовали его успеху при русском дворе. Но с Екатериной, которая также была немкой, он хорошо поладил.
К декабрю принц и императрица всерьез обсуждали предложение Фридриха о разделе Польши. Согласна ли Екатерина умерить свои территориальные амбиции в отношении поверженной Турции в обмен на польские территории? Екатерина размышляла над этим вопросом, наслаждаясь своими военными и морскими победами, но с неохотой шла на компромисс. В конце концов, Россия была единственной державой, которая вела войну с Турцией, именно она сражалась и побеждала турок. Более того, вложив столько сил и денег в польскую авантюру, она предпочла бы с помощью Станислава сделать всю Польшу сателлитом России. Однако, обдумав свое положение, Екатерина стала более уступчивой. Она поняла, что ни ее союзник Пруссия, ни Австрия, которая становилась все более враждебной, вряд ли позволят ей захватить обширные территории на Балканах за счет Турции. В глубине души она боялась, что Австрия и Франция могут вступить в войну в качестве союзников Турции; уже несколько месяцев Австрия и Франция посылали материальную помощь и военных советников польской конфедерации. Далее, она понимала, что давняя глубокая ненависть между католиками и православными в Польше могут привести страну к военному и финансовому истощению. Наконец, она знала, для многих русских, включая священников и последователей православной церкви, большой радостью станет извести о том, что Россия возьмет под свою защиту православных Польши, и этого будет достаточно, чтобы успокоить тех, кто хотел большего.
В январе 1771 года, пока принц Генрих пытался пережить празднование Рождества и Нового года в России, австрийские войска неожиданно перешли Карпаты и заняли территорию Южной Польши. Эта новость достигла ушей императрицы и принца Генриха во время концерта в Зимнем дворце. Генрих, услыхав известие, покачал головой и сделал заключение: «Похоже, Польше остается только смириться и утешиться». Екатерина услышала его замечание и ответила: «Почему бы нам обоим и не взять то, что нам причитается?» Генрих передал этот короткий разговор Фридриху, заметив, что «хотя это была всего лишь шутка, ясно было, что сказала она так неспроста, и я не сомневаюсь, что вы сможете извлечь пользу из данной ситуации».
Вскоре в марте брат Фридриха вернулся в Берлин. Фридрих изложил Екатерине свое предложение: ввиду австрийской агрессии будет уместно, если Россия и Пруссия последуют ее примеру и возьмут желанные земли. В середине мая прусский министр в Санкт-Петербурге сообщил в Берлин, что императрица согласилась на раздел Польши.
На переговоры ушел год, и лишь после этого была достигнута договоренность о разделе с Австрией. В течение этого года основная дипломатическая работа была сосредоточена на Марии Терезии. Встревоженная российскими победами на Балканах и отрицавшая любые предложение о том, что турок на Дунае должны заменить русские, австрийская императрица в июле 1771 года заключила секретный договор с Турцией и обязалась оказывать помощь древнему мусульманскому врагу Габсбургов. Однако тайна быстро раскрылась, и когда Екатерина и Фридрих узнали об этом, они проигнорировали Австрию и 17 февраля 1772 года заключили договор о разделе Польши. Между тем сын Марии Терезии – император Иосиф II, деливший с ней трон, – пытался убедить мать, что в интересах Австрии было бы присоединиться к Фридриху и Екатерине. Это оказалось мучительным временем для австрийской императрицы. Она ненавидела и презирала этих двух монархов: Фридрих был протестантом, отнявшим у нее Силезию; Екатерина – узурпатором, которая все время меняла любовников. Мария Терезия была ревностной католичкой, она вздрагивала при мысли о том, что будет помогать в разрушении соседней католической державы.
Потребовалось время, чтобы преодолеть эти предрассудки, но ее сын приложил много усилий, чтобы на ее решения повлияли более значимые факторы, чем личные чувства. Перед императрицей Австрии встал выбор: либо придерживаться только что подписанного договора с Турцией и идти на Россию войной, не имея поддержки со стороны других европейских держав, либо отвергнуть турок и присоединиться к Пруссии и России и заполучить большой кусок Польши. Наконец, Мария Терезия отказалась от Турции. 5 августа 1772 года император Иосиф II от лица матери поставил подпись под договором о разделе Польши.
Три державы, участницы договора, послала свои войска на только что полученные территории и потребовали от польского Сейма ратифицировать эту аннексию. Летом 1773 года Станислав покорно созвал Сейм. Многие польские дворяне и католическое духовенство отказались от участия; некоторые из пришедших были арестованы, другие – подкуплены и промолчали. Остатки Сейма превратились в союз, который уже не требовал участия большинства для принятия решений. Таким образом, 30 сентября 1773 года Польша подписала договор о разделе, согласно которому формально уступала уже потерянные земли.