Поздоровавшись на пропускном пункте с дремлющим охранником, бреду пешком домой. Ночь тихо опускается на землю, сгущая сумерки, выключая звуки и убаюкивая все живое. На темнеющем небе то тут, то там, словно маленькие маячки для заблудившихся путников, зажигаются звезды, а надкусанный диск луны нехотя бросает с высоты серебряную путеводную дорожку. Вселенная вокруг замирает до утра. Лишь тихий шелест листвы на деревьях, растущих между дорогой и тротуаром, да стрекотание сверчков в траве лужаек соседних домов окрашивают музыкальным сопровождением мой недолгий пеший поход.

Ноги за день устали от беготни и непредусмотренной поездки в общественном транспорте. Сейчас они гудят и просят пощады. Несколько сотен метров до калитки я преодолеваю с чувством Русалочки, получившей ноги, но лишенной кайфа чувствовать наслаждение от передвижения по земле.

В голове такая каша из различных мыслей, переживаний и прочих «за» и «против», что впору кричать волшебное заклинание «Горшочек, не вари!», иначе я просто не выдержу. На минуту останавливаюсь, поднимаю лицо к раскрашенному звездной россыпью небу, делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, позволяя прохладному ночному воздуху, пропитанному ароматами теплых сочных трав, проникнуть в каждую клеточку моего уставшего, напряженного тела.

Вдох — выдох…

Толкаю тяжелую калитку и прячусь за ней, словно она в состоянии защитить меня от всех невзгод уходящего дня. На территории вдоль извилистых тропинок мерцают садовые светильники, маня на свой тусклый свет наивных мотыльков. В глубине двора двухэтажный дом с террасой и большими окнами сонно смотрит на меня, подмигивая лишь освещенной верандой.

Стараясь не шуметь, поднимаюсь по крыльцу и захожу в дом. Но стоит мне только тихонько прикрыть за собою дверь, как в прихожей моментально загораются тусклые точечные софиты, и Ришка, в нетерпении переминающаяся с ноги на ногу, шепотом сообщает, что ночной режим активирован.

— Все спят, пошли в мою комнату. — Она тянет меня за руку, не давая даже снять туфли.

— Подожди, — торможу ее, быстро избавляюсь от обуви, скидываю пиджак, убирая его в стенной шкаф, и на цыпочках следую за сестрой в ее светелку.

— Ну, рассказывай! — с любопытством в голосе и в глазах требует отчета Риша.

Она забирается на кровать, садится посередине, скрестив ноги по-турецки, и с аппетитом зачерпывает из ведерка с мороженым мое любимое лакомство — шоколадное, с крошкой сырного печенья и орешками. Кивает мне на лежащую на столе вторую ложку, приглашая присоединиться, что я и делаю, предварительно сняв брюки. В трусиках и топе-майке на тонких лямках усаживаюсь напротив нее, полностью копируя ее позу.

Глубоко вздохнув, я «заряжаюсь» несколькими ложками сладкого антидепрессанта и вкратце рассказываю сестре события ресторанного рандеву. Упускаю лишь то, что контракт лежит у меня в сумке, я пока его не читала и вообще оттягиваю как могу время до часа «икс».

— И что ты решила?

— Пока ничего, — пожимаю плечами, — подумаю об этом позже. А ты не вздумай больше искать возможности решения этой проблемы самостоятельно, — строго напоминаю сестре о ее попытках найти в сети компромат на Глеба и его фирму. — И вообще, Риш, не лезь в это. Хорошо?

— Да ладно… — Она прячет глаза за упавшей на лицо челкой, старательно ковыряя ложкой в мороженом. — Все равно на киллера я пока не накопила, — как бы между прочим подмечает сестра, быстро сунув лакомство в рот.

— Риша! — одергиваю ее.

— Что? — Ни капли совестливости в глазах!

— В общем, ты меня услышала. — На правах старшей сестры я врубаю строгость и даже чуточку грозности.

— Угу, — с набитым ртом соглашается сестра с моим запретом, но что-то мне подсказывает, что она поступит так, как считает нужным.

Только бы дел не натворила!

Мы еще какое-то время болтаем о том о сем, но вскоре я начинаю зевать, усталость берет свое, и, пожелав сестре спокойной ночи, ухожу в свою комнату. Расслабляющий душ, нежный поцелуй в пухлую щечку Максика, и я заваливаюсь в кровать, моментально проваливаясь в тягуче-тревожный сон.