Прецеденты выхода из джунглей есть, вот только все или почти все выбравшиеся вспоминают о своём опыте с ужасом, а подорванное здоровье восстанавливается годами. Это если вообще восстанавливается.
Отчаяние капитана быстро передалось и мне. Бежать прямо сейчас, со свежим сотрясением мозга… нереально. Что с того, что в теории я знаю и отчасти даже умею обезвреживать бандитов, ведущих себя довольно беспечно… От малейшего неосторожного движения раскалывается голова и сознание норовит уплыть в неведомые дали.
С каждым часом мы всё дальше удаляемся от знакомых мест, где можно хотя бы в теории получить помощь от дружественных индейцев. Сейчас бегство невозможно по медицинским показателям.
Чуть погодя, когда (и если!) оклемаюсь, бегство без опытных проводников и припасов можно будет сравнить только с изощрённым самоубийством.
Двенадцатая глава
Сабхаш умер во сне. По-видимому, сломанные рёбра повредили лёгкие, в которых потихонечку накопилась кровь. Шанкар, увидев труп родича, только прикрыл глаза, пробормотав что-то на хинди с видом фаталиста, смирившегося с судьбой.
Тело индийца бандиты скинули в реку и оно, уже немного вздувшееся, закачалось на грязной воде. Отплыв немного, в мертвеца выстрелили из винтовки и через несколько секунд вокруг тела начала возиться какая-то водная живность.
— Подкормили рыбок, — засмеялся Леон, отчего в движение пришли складки на дряблом животе, испещрённом многочисленными язвочками. Его слова стали спусковым крючком и бандиты, прежде сонные и молчаливые, загомонили весело, переговариваясь на странном жаргоне с примесью португальских, индейских и английских слов.
Завтракали прямо в лодках, нам с индийцами кинули странноватого вкуса серые лепёшки.
— Тапиока [72], — негромко сказал Шанкар, кусая лепёшку.
— Знаешь, где мы? — Интересуюсь негромко, пользуясь тем, что мы сидим на корме, в стороне от бандитов.
— В сельве, — мрачно ответил индус, не настроенный разговаривать. С этого момента он впал в медитативный транс, не желая пребывать в отвратительной реальности.
Путешествие наше продлилось чуть меньше трёх дней и за это время бандиты обращали на нас мало внимания. На лодке мы просто сидели на корме, старательно пытаясь не отсвечивать. На берегу же после обустройства лагеря на нас одевали кандалы — две пары на троих.
Тяжёлые колодки из крепкой древесины плотно обхватывали ноги от самой щиколотки до середины голени. Ковылять в таких невозможно даже в одиночку, а уж втроём…
Меня оба раза заковывали между индусов, и двигаться мы могли только очень мелкими шажками. Причём индусам проще было ковылять, когда я не пытался делать шаги самостоятельно, а повисал на их плечах всей тяжестью.
Вечерние походы нашей троицы в кустики, на пару метров в сторону от места ночёвки, неизменно веселили бандитов. Впрочем, развеселить их несложно, четверо наших похитителей постоянно жевали листья коки или пили сомнительного виды спиртные напитки.
Лодка, зачихав мотором, ткнулась в прибрежные заросли и продавила их. Из-под зелёной растительности проступила жидкая серая грязь.
— Хозе! — Крикнул Алваро и свистнул в обычный полицейский свисток, — мы на месте, не стреляй!
Несколько минут ничего не происходило, потом из зарослей показался индеец в рубахе и шортах, босыми ступнями погрузившийся в прибрежную грязь. В руках у него лежал старый карабин с явными следами ржавчины, на боку мачете и большой нож без ножен, заткнутый за верёвочный пояс.
— Добыча? — Довольно оскалился индеец, глядя на нас и почёсывая левой рукой между ног, — новые рабы, хорошо!