Ускорив шаги, иду к месту торжественного обеда, где уже собрались индусы и деревенская верхушка. Присутствует и новые лица, глядящие на нас, как на инопланетян — те самые гости из джунглей, которые вовсе уж дикие.

Костёр разжигают прямо в одной из больших хижин, на подготовленном кострище из камней. Тут же водружается большой котёл, воду в который зачерпнули прямо из реки.

Морщинистая старуха в красной юбке начала хлопотать около закипавшего котла, бросая туда то плохо ощипанные тушки попугаев, то зелёные бананы, почему-то в кожуре. От такой высокой кухни меня начало поташнивать, но шеф-повар продолжала творить.

В котёл полетели плохо промытые коренья и откровенно пованивающее мясо, похожее внешне на свиное. Скорее всего эта свинья бегала ещё утром, но в тропиках продукты портятся с поразительной быстротой. Пару минут спустя в котёл полетела сушёная рыба, которую крошила над котлом помощница старухи, голая девочка лет восьми с вздутым животом и россыпью желтоватых гноящихся пузырьков на теле.

Воняет от котла, воняет от индейцев… Как хорошо в такие моменты идут идеи о высших и низших расах! Чтобы придти в себя, перевожу взгляд на искусно сделанные украшения. Тонкая работа, большой (хотя местами и непривычный) художественный вкус… Странная, но несомненная культура.

— Я это есть не буду, — вполголоса говорю капитану.

— А никто не будет, — улыбается тот, — религиозными обычаями отговорились. Просто посидим вместе, потом продуктами поменяемся — мы им консервы и шоколад, они нам свежие фрукты.

— Факт совместной трапезы… — бормочу с нескрываемым облегчением.

Джунгли, чтоб их! Даже не сомневаюсь, что годы спустя буду вспоминать их с ностальгией, но здесь и сейчас отчаянно хочется назад, в цивилизацию.

РОВС поставило Максима на довольствие, но мужчина не слишком-то радовался этому факту. Комнатка в заведении Мацевича и пайка — ладно. Но вместе с ограничением свободы и необходимостью отсчитываться, куда ты направляешься и чем собираешься заняться… Зона один в один, мать её!

Свободы чуть больше, но и непоняток вокруг больше, чем хотелось бы. На зоне зло привычное, понятное и насквозь знакомее. Соблюдая определённые правила, можно жить относительно терпимо, а при некотором авторитете и везении даже комфортно. Относительно.

Попытка понять законы и понятия РОВС закончилась провалом. Общая схема имелась, но каждый из начальничков перетягивал одеяло на себя, выстраивая свои правила. РОВС вообще оказалась организацией крайне неоднозначной, где армейский распорядок ухитрялся сосуществовать с гражданским раздолбайством.

Кураторы Максима регулярно ломали привычные схемы, пытаясь заодно сломать и бандита. Цель проста и понятна — приучить повиноваться полезного человечка, выполнять команды не думая.

Не на того напали, ой не на того… Встраиваться в чужие схемы и ломать себе психику мужчина не желал принципиально, лишь озлобившись в ответ на такую политику.

И высокомерие… сколько высокомерия в этих проигравших Гражданскую неудачниках! Не удержали власть, проиграли Гражданскую, да и в Европе работают всё больше официантами и чернорабочими. И это люди, которые считали себя элитой общества! Какая, к чёрту, элита из людей, не способных занять хотя бы место среднего класса в чужой стране?

Они не востребованы профессионально, даже дипломы университетов не всегда признаются. Медики и инженеры, работающие продавцами, никого не удивляют.

И пусть, пусть это отчасти европейский снобизм! Но ведь не так давно российская элита требовала к себе особого отношения и привилегий, получая их полной мерой. И оказалось, что без поддержки Власти они не стоят ничего.

Озлобленные, опустившиеся ничтожества, готовые воевать уже не против строя, а против народа, лишь бы вернуть былые привилегии.

Максим с каждым днём всё лучше понимал народ, не пожелавший терпеть этих на своей шее. Улыбался, шутил… и с каждым днём ненавидел бывших всё больше.

Зубрил немецкий как проклятый, стараясь при малейшей возможности получить разговорную практику. Читал в библиотеке старые газеты, пытаясь разобраться в хитросплетениях политики за последние годы и перестать наконец чувствовать себя чужаком, понимая слова, но не смысл разговоров белогвардейцев. Читал труды социалистических философов и их оппонентов… Не всё понимал, но изучал старательно.