Несколько минут тратим на прорубание дороги, орудуя мачете, и здесь я работаю наравне с остальными членами экипажа. Я и на лодке не от лени валяюсь, просто не хочу мешать слаженной работе.
— Сагиб сильный, — говорит Сабхаш, после чего начинает смущённо хихикать. Смеются и остальные, тыкая пальцами в Сабхаша. Ну да это местные заморочки… чтобы понять их, нужно прожить в Джорджтауне не один год, причём желательно именно в этой общине.
Для ночёвки выбрали небольшую возвышенность, заросшую невысоким кустарником. Вырубаем круг метров десяти диаметром, стараясь убрать растительность едва ли не до земли.
— Змея, — тыкает общительный Сабхаш, — очень ядовитая.
— Паук, — раздаётся его голос полминуты спустя, — очень плохой. Умирать редко, болеть долго-долго.
Иногда вклинивается индеец, которого мало смущает слабое владение английским. Сэмюэль считает, что если его не понимают, то нужно повторять слов и фразу раз за разом, постепенно повышая голос. Потому лекции нашего проводника получаются чрезвычайно шумными и выглядят примерно так:
— Большая зелёная… плохая.
— Большая зелёная… плохая!
— Большая зелёная… плохая!!
Потом кто-то из членов экипажа догадывается, что речь идёт о ядовитой лиане и растолковывает остальным. Лицо индейца в такие моменты аж светится. Мне он напоминает увлечённого преподавателя, которому удалось донести до тупоумных студентов очередную Истину.
Вырубается растительность не только понизу, но и поверху. Свисающие лианы представляют собой нешуточную опасность — чем их больше, тем больше шансов, что сверху упадёт змея или ядовитая сороконожка.
Полчаса спустя площадка расчищена, а я чувствую себя как после полноценной тренировки. Физическая нагрузка невелика, но высокая влажность и духота дают о себе знать.
— Помыться, сагиб? — Интересуется Сунил, я киваю. С мытьём тоже проблема — в речной воде полно паразитов, так что воду для мыться и питья нужно либо кипятить, либо… Сунил перерубает лиану и начинает осторожно поливать меня вытекающей оттуда водой.
Быстро ополаскиваюсь и одеваю чистую одежду. Грязная, пропотевшая за день, споласкивается индусами в реке, а позже отправится в большой котёл для кипячения. Ткань от этого портится за считанные месяцы, но в джунглях опасно быть неряхами.
Царапины, порезы, потёртости и укусы насекомых заживают здесь неделями. Банальный порез травой может привести к нагноению и оставить шрам, будто от ножевого боя.
— Завтра, — обратился ко мне Сэмюэль, широко улыбаясь пеньками почерневших зубов, — будем в деревне.
Десятая глава
Примитивный бревенчатый причал с зияющими щелями, сквозь которые виднеется застоявшаяся вода, не внушает доверия. Гляжу под ноги, опасаясь оступиться на подгнивших брёвнах, и пропускаю момент, когда из-за примитивных хижин со стенами из циновок вылетает свора тощих, облезлых собак.
Сэмюэль, сделав шаг вперёд, впечатывает босую ногу в живот крупному кобелю, отчего того отбрасывает метра на два назад и на метр вверх. Свора тут же испаряется и в дальнейшем не причиняет хлопот, дружелюбно виляя хвостами и охотно подставляя покрытые лишаями головы для почёсывания.
Местные индейцы подходят осторожно, боязливо поглядывая на меня и особенно — на монструозных размеров кобуру с древним револьвером, висящую у меня на боку. После нескольких слов Сэмюэля туземцы успокаиваются и начинают вести себя, как с давно не виденными дорогими родственниками. Панибратства нет, но отношение самое дружелюбное, индейцы охотно помогают при разгрузке лодки, крикливо обсуждая каждую подвернувшуюся мелочь.