– Клянусь, я не виноват! – снова заладил Винни. Лицо его перекосилось от страха. – Питер, мы же с рождения знаем друг друга! А Макси – да он в жизни мухи не обидел, а тут…

– Да как же, не обидел! – Питер гадливо скривился и отпустил Винни. – А крысам кто хвосты подпаливал? Думаешь, я не знал про эти ваши забавы?

– Так то крыса, а то человек! И мы были мелкими дураками тогда… Питер, прошу!

– Чего ты хочешь?!

– Не говори никому… не говори, что мы сделали. Это и правда был не я, не понимаю, что на меня нашло.

Питер засмеялся бы, не будь он так зол.

– Винни, ты совсем дурак? Скажу я кому-то или нет, какая разница?

– О чем ты?

– Девушка, которая улетела! Я видел, она вернулась в Оморон. Думаешь, там это так и оставят, и вы будете жить дальше, как будто ничего не случилось?

Винни так и застыл на табурете. Глаза его широко раскрылись и выпучились, как у лягушки, которую сдавил жестокий ребенок. Питер почти пожалел его, но вспомнил, что Винни с дружками хотели отобрать пояс – единственную память о Фэлри, – и сердце его вновь ожесточилось.

– Питер прав, – негромко произнес отец, – лучше тебе уйти из деревни, прямо сейчас. Мы дадим провизии в дорогу, уходи как можно дальше от Барьера… и тогда, возможно, они тебя не найдут.

Винни убито кивнул и вдруг закрыл лицо руками и заплакал. Он плакал, как ребенок, мир вокруг которого внезапно стал слишком большим и слишком злым.

А Питер, глядя, как отец быстро набивает холщовый мешок едой и даже какой-то своей одеждой на смену, думал, что вряд ли бегство поможет – Винни или кому бы то ни было другому.

Что бы ни произошло сегодня, это начало конца мира за Барьером.

Оставшись в одиночестве, Полуликий не стал пускать себе кровь. Спокойно дождался прихода Лалайны, выслушал ее мягкие наставления и тщательно им последовал. А когда она собралась уходить, ловко проскочил в дверь вслед за ней.

Замок тут же полыхнул алым, кровавое сияние распространилось от него на дверь, а затем на стены, словно им стало стыдно за поведение Полуликого. Никаких сирен или чего-то подобного, но оба конца коридора мгновенно перекрыли непроницаемые стены. Полуликий даже двух шагов от двери сделать не успел, как понял, что его тюрьма просто слегка расширилась.

Лалайна попала в ловушку вместе с ним, чтобы выпустить ее, Полуликому пришлось вернуться в апартаменты. Алое сияние мгновенно пропало, а дверь с шелестом встала на место.

Полуликий неспешно прошел в мастерскую, но сел не за рабочий стол, а в угол, в морфо-кресло, которое обычно стояло без дела. Казалось, оно обрадовалось, что на него наконец обратили внимание, и мягко обняло тело Полуликого. Тот рассеянно погладил бархатистую обивку.

Им все еще владело ощущение нереальности, – происходящее и правда непоминало дурной сон. Полуликого шокировал не домашний арест, в конце концов он и правда виноват – врал Лэнгиллу, да еще тянул время.

Но то, что за ним наблюдали, что чьи-то чужие, равнодушные глаза видели, как он выплескивает боль и отчаяние – не лично же Камиллерия занималась слежкой! – это совершенно не укладывалось в голове.