Он понимал, что говорит глупости, но не мог остановиться, его прямо распирало от восторга.

Полуликий улыбнулся чуть заметной, бледной улыбкой и шагнул к Питеру, чтобы расстегнуть пояс.

– Долго я там пробыл? – спросил Питер.

– Не очень. В Башне никого нет, надо вернуться.

– Ой, точно! – об этом Питер напрочь позабыл. – Идем, идем скорее!

Они двинулись по тропинке обратно. Радость бурлила в Питере, требовала выхода, лес сиял летним солнцем и оглушал птичьим щебетом. Хотелось носиться между деревьями и распевать во все горло или упасть на траву и кататься до самозабвения, точно ошалевший кот по весне. Питер снова и снова вспоминал выражение незамутненного счастья на лице Полуликого, счастья полета. Их миры не так уж далеки друг от друга, быть может, надежда есть…

Даже не думая, что делает, он протянул руку и коснулся золотистой пряди, развевавшейся за спиной Полуликого. Хотел лишь слегка дернуть и поддразнить его, чтобы он перестал быть таким серьёзным и, быть может, снова улыбнулся…

На ощупь прядь оказалась именно такой, как Питер себе и представлял – гладкой, тяжелой и прохладной, как полоса шелка. Прикосновение отозвалось в теле жгучим блаженством, и он невольно замер, забыв обо всем…

В том числе и о том, что надо разжать пальцы. Полуликий шагнул вперед, негромко охнул, вскинул руки… но было уже поздно.

Больше всего это походило на то, как река, разрушив плотину, низвергается в сухое русло мощным водопадом. Распустившиеся волосы расплескались по плечам и спине Полуликого сияющими потоками, и Питер невольно прикрыл глаза, словно от солнца.

Полуликий застыл на месте. Потом медленно повернул голову и впился взглядом в Питера.

Тот сделал пару шагов назад, ослепленный, задыхающийся – как будто разом вдохнул аромат сотен тысяч благоуханных цветов. «Светлая» сторона лица Полуликого, обрамленного каскадом золотых прядей, была так прекрасна, что дыхание замирало в груди; эта красота заполнила Питера целиком, без остатка, как пронизанный солнцем прозрачный сосуд наполняется чистой родниковой водой.

На один короткий миг он увидел того эр-лана, «прекраснейшего», которым должен был стать Полуликий – и, потрясенный, не сразу заметил ярость, пылающую в узорчатых глазах.

– П-прости, я случайно… – только и смог выдавить Питер, продолжая пожирать Полуликого взглядом.

Он просто не мог перестать смотреть. Никак. Не отвел бы глаз даже под страхом жестокого наказания.

Лицо Полуликого – та часть, которую видел Питер – страшно побледнело, губы дрожали. Он молниеносным движением собрал чуть волнистые, тяжелые пряди и скрутил в уже привычный пучок, укрощая эту неистовую золотую реку. Пальцы его тоже заметно подрагивали. Он еще раз прожег Питера взглядом, отвернулся и молча продолжил путь через лес.

Волшебство рассеялось.

Питер замер, недоумевающий и слегка испуганный. Он еще ни разу не видел Полуликого в бешенстве и не понял, что собственно произошло. Ну, распустились волосы, и что такого? Как распустились, так он их и собрал…

Но ему вдруг показалось, что на солнце набежало облако, и в лесу стало холоднее.

Пришлось припустить бегом, и все равно он нагнал Полуликого только возле Башни. Тот старательно отворачивался, не давая взглянуть себе в лицо – совсем как в первые дни их знакомства. Сердце Питера екнуло.