– Моя семья очень странная, – заметила я.
– Всякое бывает. Я не буду судить. Давайте обсудим детали свадьбы.
Когда я сообщила бюджет, Джесс осторожно предложила связать меня с парой актеров, «регулярно игравших гостей на свадьбах». Я поняла, что ее певучий голос обманчив. Может, ее отец не любил мать. Может, она знала больше о темной стороне мира, чем я изначально предположила.
– Как это работает?
– Ну, им даются роли и персонажи перед свадьбой, совсем как на вечерах, когда устраивают игры с разгадыванием убийства.
– Понятно.
– Ничего такого. Это просто чтобы уравнять рассадку гостей. – Когда я заколебалась, она добавила: – Это помогает избежать неловких и потенциально смущающих вопросов. Они могут сильно испортить свадебное настроение.
– Сколько это будет стоить?
– Что ж, мои услуги плюс работа подружки невесты и, скажем, пятерых гостей, выйдут… – Она озвучила сумму, заставившую меня охнуть про себя. – Это хорошее вложение денег если подумать, что на кону, – прибавила она, не оставляя мне сомнений, что она прекрасно понимала мое отличие от обычных невест, беспокоившихся о чем-то одолженном, чем-то голубом[10]; я была погружена в мир уловок и обмана.
И после свадьбы был еще медовый месяц. Я сказала Марку, что уезжаю по работе. Моя сложная работа предоставила мне прикрытие. Даан хотел провести две недели где-то на далеком острове, попивая коктейли и катаясь по белому песку. Я согласилась на пять дней в Венеции, сказала, что не могу оставить свою больную мать на более долгий срок. Я суеверно относилась к своей лжи о ее болезни, когда она была здорова, но она всегда была довольно утомительным родителем, мало меня поддерживала. Я сказала себе, что она мне это задолжала. Когда она переехала в Австралию, я ухватилась за удобство, предоставляемое ее отсутствием.
Вранье за враньем накапливалось, но ложь перестала терзать мою совесть. Лгать стало легче. Это стало частью меня. Я никогда не рассматривала вариант сказать правду. Уйти от одного из них для меня не было опцией. И все прошло гладко. Я смогла протянуть недели и месяцы, целый год. И даже дольше.
Я понимаю, что изложила все это мысленно, мало рассказала своему похитителю, когда снова слышу стук печатной машинки. Он будто следил за моим внутренним монологом и пришел к такому же выводу.
Долбаная лгунья.
Каждое слово сочится злостью и нетерпением.
– Да, я солгала, но я не разбивала сердец! Я не бросила своих детей. Я никому не делала больно! – кричу я. Звучит эгоистично, может, даже безумно, но легкость, с которой мне это удалось, заставила меня поверить, что это нормально. Я поступала нормально. А разве не так? Четыре года подряд? Не так ли? Марк думал, я усердно работаю, добиваюсь повышения и более высокой зарплаты, которая была нужна нашей семье, потому что он никогда не мог ее обеспечить, а Даан уважал меня за преданность больной матери. Мое отсутствие не давало ему заскучать со мной, усиливало его желание. Я дала им браки, которые они хотели. Я тянусь к холодному чаю, но я ослабла и меня трясет. Когда я отвинчиваю крышку, бутылка выскальзывает из рук. – Нет, нет, нет, – стону я. На мгновение я готова вылизать пол, как животное. Я вовремя останавливаюсь только потому, что мне в нос ударяет запах дерьма. Расстроенная, я не задумываясь швыряю бутылку о дверь. Она пластмассовая, поэтому не бъется. – Что я такого плохого сделала? – спрашиваю я. – Что, на хрен, плохого? Старая пословица правдива. Не так ли? То, о чем не знаешь, тебе не навредит.
Я опять слышу стук клавиш.
28