– В скейт-парк.
– Который?
– Какая разница? – Оли не знает, зачем он это сказал. Ему стоило просто сказать отцу, что он идет в Риджентс-парк. Это не так, но дело не в этом. Плохая идея раскачивать лодку и привлекать к себе внимание. Его отец лишь хочет ответа, глупо не давать его, это только спровоцирует скандал. Но иногда Оли делает глупые вещи. Например, слишком много пьет перед вечеринками или говорит о девочках вещи, которых не имеет в виду, или не говорит то, что имеет. Мозг решает одно, но он все равно продолжает делать другое. Ли обычно это прощала. «Он просто ребенок, до сих по ищет себя». Она обычно была расслабленным родителем, хорошим полицейским, так сказать.
Пока это не прекратилось. Сука.
Его снова пронизывает боль предательства. Обжигает его изнутри. Это случалось несколько раз за прошлую неделю. Он не хочет этого. Он
– Надень шлем, – говорит отец, но не настаивает на вопросе о том, где Оли планирует кататься. Это необычно. Все необычно.
Как раз когда он собирается выйти, звонит домашний телефон. Папа подскакивает со стула, словно злодей, выброшенный с пассажирского сиденья машины Бонда. Оли ждет на случай, если у полиции есть новости.
Он слышит, как отец говорит: – О, привет, Фиона.
Оли решает задержаться немного. Фиона ушла всего около получаса назад, он не представляет, почему она уже звонит, но не против, что она постоянно звонит или приходит. Она вроде бы приободряет отца, а он этого заслуживает, а? После всего. Потому что все оказалось хуже, чем он мог представить. Не интрижка. Целый другой мир. Он слушает, пока отец говорит Фионе, что Себ наверху, а Оли идет кататься на скейте. Он спрашивает у него: – Фиона говорит, чтобы ты захватил антисептик для рук, если поедешь на метро.
– У нас его нет, – пожимает плечами Оли.
– Он говорит, у нас его нет, – повторяет отец в трубку, он звучит изможденным. Он кивает, переводит взгляд на Оли. – Она говорит, что вчера его купила, он на столе рядом с миской, куда я кладу ключи от машины.
Оли им не воспользуется. Но это вроде как приятно, что Фиона заботится о нем. По крайней мере, она держит себя в руках, поэтому он идет на кухню, находит антисептик для рук и кладет его в карман. Его пальцы натыкаются на визитку полицейской, уголок случайно царапает его под ногтем. Он дергается, как когда просыпается от будильника. Она дала ее ему на случай, если он захочет поговорить с ней.
– Если вспомните что угодно,
Он не звонил, хоть полицейская и повторила «что угодно» трижды. Наверное, из-за этого. Такая отчаянная срочность, которую она пыталась выразить, это слишком.
Он уже несколько дней ходит в одних и тех же брюках карго. Никто не надоедает ему просьбами положить вещи в корзину для стирки. Ли очень на этом настаивала. Хоть бóльшую часть времени она была расслабленной, стирка была из тех вещей, на которых она немного зацикливалась. Ничто не будет постирано, если оно не в корзине. Она практически устраивала противостояние, пока он не сдавался, она наблюдала, как он собирает по комнате футболки и все такое, как какой-то стирочный нацист. Фиона приготовила потрясный ужин с бургерами и жареной картошкой позапрошлым вечером, поэтому он не то что обделен вниманием, просто его никто не достает. Фиона говорит, ей нравится быть занятой. Она поставила стирку. Он заметил, потому что она не только подобрала его вещи с пола, но и сменила постельное бельше. Это немного странно, если честно. Ли предоставляла ему самому снимать постельное, потому что это было личным, простыни и все такое. Наверное, Ли просто не так сильно это заботило и ее кажущаяся внимательность была на самом деле безразличием. Ведь так?
Он не знает, это возможно.
Он не знает Ли. Никто из них не знает.
У него от этих мыслей болит голова. Ему нужно выбраться из дома.
Он выходит, громко захлопнув дверь. Он не хочет оборачиваться, но подозревает, что его брат прилепился к окну своей спальни, как делал еще с утра четверга. Внимательными глазами оглядывает улицу – вправо, влево, словно смотрит профессиональный теннисный матч – ища свою мать. Грустно. Безнадежно. Его брат довольно плохо справляется. Входная дверь снова хлопает, заставляя Оли оглянуться. Себ не у себя в комнате, он неловко стоит на ступеньках.
– Ты не пойдешь со мной, – автоматически говорит Оли.