— Отпустили?
— Ну да. Я ж караван защищала. Моего слова и слушались…
Горджелин молчал, косился на дочь, хмыкал, вскидывал бровь, но в разговоры почти не вступал.
…До хутора они добрались без особых приключений — ну, выскочил разве что на них какой-то чудом уцелевший кособрюх, древний, весь покрытый мхом, почти беззубый; видать, привлёк запах магии, как предположил Горджелин, — так и его убивать не стали.
— Такие теперь великая редкость. Эх, эх, надо бы забрать в Снежный Замок, в зверинец… — бормотал Равнодушный, тщательно отмечая на карте логово зверя, куда они его без труда и загнали.
На хуторе при их появлении поднялась, само собой, ужасная суматоха. Аратарн лишь отмахнулся — дескать, бояться вам нечего.
За Саатой и впрямь смотрели хорошо. Ничто в её горенке не говорило, что здесь — лежачая больная. Вкусно пахло травами, пол тщательно выметен, и сама Саата лежала чистая, умытая и прибранная.
— Мама!..
Аратарн поспешно коснулся её виска — нет, всё в порядке, как оставлял, так всё и есть. Фух…
— А теперь позволь уж мне, — решительно оттеснил его Горджелин.
Маг закрыл глаза, ладонь его медленно двинулась над лицом спящей — вниз, не касаясь тела.
— Он сумеет, — шепнула Лидаэль на ухо Аратарну.
— Вижу, — одними губами ответил тот.
И в самом деле, Снежный Маг творил сейчас поистине волшебную волшбу. «Волшебную» — то есть глубокую, тайную, совершенно Аратарну непонятную. И сила, что ощущал сын Губителя, тоже была особой, невиданной — ну, как будто ты только и способен, что взбаламутить воду в бадейке, а другой безо всякого труда заставляет её танцевать.
— Тварь… — прошипел вдруг Горджелин, лицо напряглось, резко пролегли морщины, разом прибавляя годов. — Что ж это за бестия? И откуда только взялась?..
Простёртая над грудью мирно спящей Сааты рука мага дрогнула, он тяжело дышал. Лидаэль осторожно стёрла пот у него со лба. Стёрла — и удивилась собственному порыву. Не она ли во времена óна выбежала из врат Снежного Замка, поклявшись ненавидеть этого человека (впрочем, человека ли?) всю оставшуюся жизнь?..
«Но ведь и ты — не человек… — мягко шепнул неслышимый другими голос. — Наполовину — эльф, наполовину… кто?»
…Тварь Горджелин наружу не вытаскивал, сказал — невозможно. Призрачная бестия, дух болезней и немощей, когда-то, очень-очень давно, бывшая… кем-то куда более могущественным.
Правда, мрачнел Снежный Маг при этом всё больше и больше.
Тихая, уютная горница всё больше наполнялась тьмой, да не уютной ночной, когда отдыхаешь и к тебе приходит мягкий сон, — но ледяной, колючей, злобной. Замигали, заколебались, задрожали язычки пламени в масляных лампах; по углам сгустился непроглядный мрак. Лидаэль сжала кулачки — что-то копилось здесь, стягивалось, сползалось, сочилось сквозь незримые щели; Аратарн подобрался тоже, развернулся, напряжённо глядя в дальний угол, где тьма разлеглась невиданным чудищем.