Сильвия тоже торопилась, как могла. Кор Двейн, надо отдать ему должное, работал мастерски; призрачная пирамида перед ним становилась всё выше, она блистала и переливалась всеми цветами радуги. Невозможно было даже представить, что в ней отвечало за какие чары, но конструкция поднялась уже выше древесных крон.

— Ещё немного… — Кор Двейн слегка задыхался. — Сильвия?

— Почти готово!

— Госпожа валькирия, будьте так любезны, переместите мессира Архимага сюда, ко мне, поближе. Ему ещё предстоит трансформа, после чего мы покинем сие место, а он… он останется мною. Так, готовы?.. По счёту три!.. Раз… два…

Что-то резко свистнуло, словно хищно-изогнутая сабля рассекла туго натянутый шёлк.

Пирамида Кора Двейна на миг полыхнула всеми цветами радуги и рассыпалась с хрустальным звоном.

Сам чародей захрипел, отступил на шаг, схватившись за горло. Лицо его залила смертельная бледность.

Перед ним возникли ещё двое, и Сильвия только и смогла, что разинуть рот.

Прекрасная дева, вся, словно в плащ, закутанная в облако золотых волос, парящая над землёй, и бледный чародей с вытатуированными на черепе драконами.

Вот только почему эти драконы явно пытаются спрятать головы друг у друга под крыльями?.. Почему они поблёкли, словно присыпанные пеплом? И почему один из них так странно глядит на Сильвию — словно это настоящий живой дракончик, а не наколотый на коже рисунок?!

— Соллей? Скьёльд?.. — вырвалось у Двейна. Он отступал, но не просто так, Сильвия ощутила мигом сгустившуюся вокруг него силу — то ли маг совсем не прятался, то ли у неё самой возросла чувствительность.

— Вот он, — без выражения проговорила рекомая Соллей.

— Действуем, — так же мёртво отозвался Скьёльд.

Что случилось в следующий миг, Сильвия поняла не очень. Чародей с чародейкой вдруг соединили руки, и перед ними прямо из воздуха соткался до боли знакомый ей волнистый чёрный клинок, тот самый отцов фламберг.

Не может быть. Откуда он у них?!

Кор Двейн, похоже, удивлён был не меньше.

Сильвия видела крупные капли пота, побежавшие с висков.

Чёрный фламберг внезапно прянул в грудь Кору, зашипев и раскалившись докрасна, пронзил сгустившееся перед ним облачко — последнюю попытку мага защититься…

«Ты мой! Иди ко мне!»

Сильвия сама не знала, как и откуда вырвались у неё эти слова; однако они вырвались, сплелись с жаркими, из самой глубины памяти возникшими воспоминаниями: молодые лица мамы и отца, именно отца, а не Хозяина Смертного Ливня.