– Анастасия.

– А по-человечески, ну, в смысле, по-нашему.

– А родители мне дали одно имя. Славянского не дали. Братья мои по два имени имеют, а я вот только одно.

– А крестили тебя когда?

Девушка пожала плечами, словно не понимая вопроса, а после ответила:

– Ну, наверное, через несколько недель после того, как я родилась.

Во как, качая головой, подумал Елович. Дожил до того времени, когда вокруг меня живут люди, которые уже родились в вере Христовой. Она небось ни одного оберега в жизни не носила и идола не видела. Даже имя у неё только одно – христианское.

– А вот когда мы крестились, то тогда ещё никто и подумать не мог, что доживём до того дня, когда уже будут взрослыми те, кто ещё не родился. Но видишь – Вера Христова воссияла.

Анастасия улыбнулась, поклонилась боярину и, закончив свою работу, покинула трапезую.

Боярин Елович после вышел во двор и плюнул на промёрзшую землю. Всё. Лето и даже осень кончились, наступает зима. Вот так, может, и осталось мне, размышлял Елович, недель сто жить, ну, может, двести, а из них половина – холод, вьюги, дожди. Хоть в Тмутаракань перебирайся к князю Мстиславу.

Елович вышел со двора и пошёл по улицам Киева к терему Тальца. Люди, видя боярина и ближника князя, кланялись ему. Он, проходя мимо храма, снял шапку и перекрестился. Пусть все видят, какой я набожный, подумал Елович. Тут он услышал откуда-то из подворотни крик:

– Убийца! Убийца князя! Чтоб ты сдох!

Елович закрутил головой, грозно осматриваясь. Кто посмел его, боярина, убийцей назвать? Вот времена! Ну и испортят же всякие пакостники настроение. Сам Елович о том, что он убил князя Бориса, ни разу не вспомнил, и когда ему сейчас об этом напомнили, то это вызвало у него только досаду.

Никудышным был бы князем этот Борне, подумал Елович, продолжая свой путь. Князь должен жаждать власти, а не ждать, когда она к нему словно спелое яблоко упадёт.

Подойдя к терему боярина Тальца, Елович со злобой подумал, что отстроился этот никудышный по сути человечек не хуже, чем он. А что самое подлое, так крышу в тереме справил специально повыше, чем у него, и крыльцо явно сделал чуть больше. А всё потому, что делает не своим умом, а сначала посмотрит, что Елович построит, а после делает чуть-чуть побольше. И вправду, хоть в лесу терем строй от таких вот.

Челядь и домашние знали боярина Еловича в лицо, так как в доме у боярина Тальца он появлялся частенько. Когда он вошёл внутрь, то все стали кланяться и спрашивать о его здоровьице, словно ему уже сто лет.

– Да ничего, слава Богу, – отбивался Елович от вопросов дочек и внучек боярина Тальца, – а батюшка ваш где?

– Изволит в палатах княжеских быть, – сказала дочка Тальца по имени Ирина, – но скоро уже воротиться должен.

– Ирин, а скажи, у тебя два имени?

– Да, но Малушей меня никто не зовёт. Я бы и не отозвалась.