– А все-таки разница есть.
Я допиваю пиво.
– Я и не жду от тебя понимания. Тебе ведь у нас повезло родиться в прямо-таки образцовой семье.
– Пожалуйста, вот только не надо глумиться над моей семьей.
– А я вовсе и не глумлюсь, – говорю я. – Прекрасно, что ты видела такой пример. Но у меня-то все было совсем иначе. Послушай, – я делаю шаг ей навстречу и обнимаю за плечи, – я ведь рядом, клею обои в детской, у нас с тобой отношения. Зачем нам еще какая-то шумная вечеринка, чтобы раструбить об этом на весь мир?
Она поднимает взгляд, и в нем вспыхивает искра надежды.
– Это ты про свадебную церемонию? Можно просто расписаться, если ты так хочешь. Мне никакие толпы не нужны.
Мне предстоит снова ее разочаровать, и я чувствую укол совести. Но я уже порядком устал повторяться. Она знает, чего я хочу, но будто нарочно снова и снова подталкивает меня к тому, чтобы я сделал ей больно.
– Да дело не только в этом.
Лора с негодованием всплескивает руками.
– Ну ладно, – говорю я. – Представь, что ты меня убедила. Представь, что после многолетних уговоров сыграть свадьбу я наконец делаю тебе предложение. Неужели ты и впрямь будешь счастлива, понимая, что единственная причина, по которой я это делаю, состоит в том, что я устал от всех этих разговоров? Неужели ты захочешь, чтобы я переступил через себя?
Лора скидывает с себя мои руки и всматривается в мое лицо. Этот беспокойный, ищущий взгляд мне знаком – так на меня уже смотрела и она сама, и другие. Те, кто ищет ответов и слов, сокрытых во мне, вот только я совсем не уверен, что они у меня есть.
А где-то в чужом саду раздается радостный детский крик.
Несколько недель назад
Сам не знаю, что привело меня к ее двери, но пять пинт пива и бочка уязвленной гордости могут горы свернуть.
С Дэзом мы распрощались после последней кружки в «Фениксе». Он дошел до той опасной точки, после которой человек либо ударяется в сентиментальность, либо сжимает кулаки, но как бы там дальше все ни повернулось, в тот момент мне было не до того, чтобы ему подыгрывать. Я усадил его в такси и сунул водителю двадцатку.
Я остановился у ее дома на углу площади и посмотрел на часы на церковной башенке. Было уже за полночь, а с того момента, как она ушла из бара, прошло сорок пять минут. Свет в окнах не горел – казалось, за ними вовсе никого нет, но его могли выключить и по иным причинам.
Я пнул булыжник, выбившийся из мостовой.
Выхватил вейп и судорожно затянулся. Мне надо было срочно прийти в себя, и надежнее способа моментально разлить по жилам спокойствие не нашлось.
На вейп я перешел всего несколько недель назад, но уже понял, что ни в какое сравнение с сигаретами он не идет. И дело не только в непривычном потрескивании. Сигареты выглядят шикарно и напоминают о прекрасном прошлом, в них кроется нечто бунтарское и опасное. Джеймс Дин ни за что не стал бы позировать с вейпом. А грызть кусочек пластика – занятие печальное и убогое. Чувствуешь себя эдаким наркоманом без малейшего самоконтроля.