Эх, Дава! Где ты, родной? Зачем ты меня оставил? Ты бы сейчас все разрешил, как всегда. Я ж так привыкла!»

Рано утром Вера полетела в Москву, до станции не шла – бежала. С вокзала поехала сразу на Остоженку, к дому Роберта. Оттуда позвонила из автомата.

Он, кажется, спал и не сразу понял:

– Где ты? Здесь, у подъезда? Как это здесь? Что-то случилось? – ошалело повторял он. – Соскучилась?

Делать было нечего, и он пригласил Веру подняться.

Матери, слава богу, дома не было, на работу она уходила рано, далеко добираться.

Раскидал по углам разбросанные вещи, сунул в ящик трусы. Умылся, натянул джинсы.

Улыбающаяся Вера стояла на пороге, сияющая от счастья, словно пронизанная утренним светом. Встретившись взглядом с Робертом, она смутилась, покраснела, отвела глаза.

Пройдя в комнату, села на краешек стула. Разговор не клеился. Роберт, растерянный не меньше нее, вышел на кухню поставить чайник.

Вера осторожно оглядывалась. Первое, что пришло в голову, – страшный беспорядок, такой запущенный, как говорится, с выслугой лет. Толстый слой пыли на книжном шкафу и бельевом комоде, висящая на трех бельевых прищепках сто лет не стиранная занавеска. Грязные тарелки и чашки, засохшие корки от хлеба и сыра. Крошки на старой, выцветшей клеенке с невнятным рисунком. Мутный светильник со следами от мух. Криво висящая репродукция «Незнакомки». И белье. Серое постельное белье, стеснительно выглядывающее из-под потертого пледа.

Вера сидела притихшая, смущенная, растерянная. Зачем она пришла сюда, кто ее приглашал? Разве так ее воспитывали? Разве не объясняли, что приходить без приглашения неприлично, как и неприлично заставать хозяев врасплох?

Вот и получи, дура! А как, должно быть, неловко Роберту, в какое положение она поставила его!

От волнения и стыда разболелась голова. Как же она себя проклинала, хотелось одного – сбежать. Но Вера себя остановила: еще большая глупость. Роберт решит, что она идиотка.

Но все-таки странно… Вера скользила взглядом по комнате.

Ведь здесь живет женщина. Совсем нестарая женщина – матери Роберта чуть за сорок. Как может она жить в этом кошмаре?

От чая Вера решительно отказалась и стала извиняться, собираясь убежать. Но, столкнувшись с Робертом взглядом, она поняла, что в плену. Они рухнули на старый, продавленный, небрежно застеленный диван и в ту же минуту обо всем забыли. И еще раз Вера убедилась – без Роберта она уже не сможет. А все остальное ерунда. Но совершенно точно, что жить они будут не здесь, на Остоженке, а жить они будут в Малаховке, в их с бабушкой доме. Где чисто и вкусно. Да и как она сможет оставить бабушку?

Облегченно выдохнула: выход нашелся, все решено. А мать Роберта – наверняка неплохой человек. Ну может же быть хороший и образованный человек не очень, так сказать, аккуратным?

С бабушкой разговор состоялся на следующий день – да и что скрывать? Ей восемнадцать, не тринадцать же, верно? Самая пора любви. И ничего предосудительного она не сделала.

На прямой бабушкин вопрос: «Что, уже?» – не ответила, глаза отвела. И так все было понятно.

– Главное не забеременей сразу, – скорбно сказала бабушка, – а то ведь вся жизнь под откос.