Отто и эринии

Чуть выше сказано, что в 1907 г. Отто Гросс жил в любовной связи с тремя любимыми им женщинами, которые любили его и нежно относились друг к другу. Не это ли прекрасное подтверждение проповедуемых им порядков любви! Но важна не констатация, а, как говорится, история в деталях. Дьявол ведь в них, в деталях. Далее я расскажу ее, опираясь на публикацию писем Гросса к Эльзе и письмá (одного единственного) Эльзы Гроссу в 1907 г. Но сначала о чисто фактической стороне дела. В конце 1906 г. Эдгар и Эльза Яффе переехали из Гейдельберга в Мюнхен (Эдгар получил профессуру в Мюнхенской высшей торговой школе), примерно тогда же из Берлина туда прибыл Гросс с женой Фридой. Трое из них (Эльза, Эдгар и Фрида Гросс, она же до замужества Фрида Шлофер) были знакомы или дружны еще со студенческих времен (с. 29), и все четверо сблизились ранее в ходе хлопот по спасению Отто от психушки, а его сына Петера – от опеки злого деда. Гросс и Фрида были одним из центров богемной сцены в мюнхенском квартале богемы – Швабинге. Эдгар и Эльза, конечно, к богеме не принадлежали. Эдгар по многим причинам: по социальному статусу – он профессор, финансист и предприниматель, по психологии – о н был, как это называлось и называется в определенных кругах, control freak, то есть маньяк контроля, стремящийся всегда держать себя в руках, а также контролировать ситуацию вокруг, что не относилось к добродетелям богемы, а кроме того, на языке Швабинга, он был не эротоморфен. Зато его жена Эльза была эротоморфна в самой превосходной степени. В начале 1907 г. началась любовная связь Эльзы и Отто Гросса. У Эдгара, правда, предположительно возник оказавшийся недолговечным роман с одной из знаменитых гетер Швабинга Франциской фон Ревентлов. «Предположительно» потому, что слишком уж не подходил он для роли ее любовника. Известно одно: Франциска получила от Эдгара деньги, как считается, за любовные услуги. Отто Гросс занимался тогда психопатологией в клинике великого психиатра Крепелина, он уже разочаровался в академической психиатрии, отверг теорию происхождения неврозов Фрейда и планировал превзойти Фрейда, включив его идеи в собственное учение. Еще у него было поистине ницшеанское самомнение. Он сам страдал от нервных нарушений. Жена Фрида говорила Эльзе, что он принимает морфий и кокаин. Ко времени их романа Отто уже прошел два или три курса лечения. Но его острый ум еще не был съеден наркотиком, он был изобретателен и энергичен и рассматривал Швабинг с его свободой литературных, художественных и вообще жизненных «стартапов» как в некотором смысле экспериментальную площадку для испытания собственных теорий социального и сексуального освобождения. Отто имел, так сказать, и профессию, и призвание, он был и видел себя пророком нового мира, и не удивительно, что близкие друзья его и Фриды попали в орбиту его харизматического призыва.

История романа Отто и Эльзы была бы неполной без учета почти одновременно возникшего романа Отто с ее младшей сестрой Фридой, о чем мы кратко упоминали. Фрида тогда – приличная дама, миссис Эрнест Уикли, жена профессора филологии из Ноттингемского университета. Ноттингем, конечно, провинция, но ведь знаменитая провинция (Робин Гуд и ноттингемский шериф)! Биографы высказывают предположение, что ей так наскучила жизнь британского среднего класса, что она радостно вдохнула полной грудью (какая прекрасная двусмысленность!) наэлектризованный эротикой воздух Швабинга. И было забавное противоречие в том, что миссис Уикли с фамилией, подходящей немолодой солидной даме в какой-нибудь из пьес Бернарда Шоу, вела себя в Швабинге как неистовствующая менада. Можно представить себе, что́ вспоминает Отто Гросс, когда пишет Фриде (не жене, а подруге) позже, уже летом: «Ты еще помнишь, как выбрала меня на манер гордой аристократки?» Ему импонировала любовь аристократки, да еще и не одной, а сразу двух (включая сестру Эльзу)? Или он воображал сцену римской оргии, где аристократки выбирали себе рабов для телесных наслаждений? Уже через несколько лет, когда Фрида давно уже вернулась в Ноттингем, она вновь выбирала себе любовного партнера. Это был паренек из бедной рабочей семьи – один из студентов ее мужа профессора Уикли. Согласно имеющемуся в интернете изложению биографического романа, который так и называется «Фрида», дело выглядело так: «несмотря на ярко выраженное косоглазие, она ему сразу понравилась, а когда спустя неделю после знакомства затащила его в дальнюю комнату и бесхитростно предложила ему себя, то и вовсе очаровала»[36]. «Бесхитростно» здесь кажется синонимом слова «бесстыдно». Наверное, с Отто Гроссом несколькими годами раньше произошло то же самое. В любви и сексе у женщин (впрочем, как и у мужчин) формируются поведенческие стереотипы. Они отдаются разным мужчинам одинаково. Просто партнеры оценивают это по-разному – каждый в силу своей биографии, образования и социального положения. У Гросса это выглядело «на манер гордой аристократки». Так или иначе через некоторое время (уже в 1914 г.) последовал скандальный развод с филологом Уикли и Фрида стала женой того самого «паренька», будущего знаменитого писателя Дэвида Лоуренса, автора романов «Любовник леди Чаттерлей», «Сыновья и любовники», «Женщины в любви» и др. Для нового мужа, в отличие от скучного немолодого Уикли, Фрида стала подлинной музой, все его романы, многочисленные рассказы и пьесы, многократно запрещавшиеся в Англии, Штатах и повсюду в мире по причине их эротического содержания, были в буквальном смысле вдохновлены, «вдохнуты», вдуты губами Фриды. Это что касается пневмы, воздуха романов, а их содержание черпалось тоже (но не исключительно, конечно) из опыта и событий биографии Фриды, ее сестры, их друзей и знакомых, в частности Отто Гросса. Для Дэвида Лоуренса, как и для Мартина Грина, описывающего через полвека с лишним перипетии судьбы Фриды и ее сестры, Фрида – воплощение эротики. Женщиной будущего называл ее Лоуренс. Грин вообще считает, что Фрида – это воплощение Афродиты, богини любви, тогда как Эльза – воплощение Афины, богини мудрости. Он, очевидно, полагает, что иначе быть не может при том, какое у Эльзы образование и в каком интеллектуальном обществе она чувствует себя как дома. Самородок Лоуренс так и остался кое в чем рабочим пареньком, которого соблазнила баронесса Фрида фон Рихтхофен, в браке – Фрида Уикли. При таком повороте и в присутствии Фриды, и в скрытом соперничестве с ней эротический блеск Эльзы немножко тускнеет. Получается так, что Эльза – умная женщина, а Фрида – эротичная женщина, но это не соответствует действительности, обе дамы (это дамы, а не девушки, обе замужем, Эльзе – 33 года, Фриде – 28) эротичны, но не каждая эротична больше или меньше по сравнению с другой, а эротичны по-разному, что станет видно далее. Трудно, фактически невозможно сравнивать красавиц, а у нас ведь не входит в рассмотрение еще и третья, младшая из сестер Рихтхофен – Йоханна. По свидетельствам очевидцев, она была самой красивой из троих сестер, при взгляде на нее хотелось заслонить глаза рукой, как при взгляде на солнце. Ее биография оказалась самой банальной из биографий сестер Рихтхофен. Она еще в 17 лет выскочила замуж за офицера из командного состава расквартированного в их городе полка и стала королевой местного общества, славящейся своей красотой и множеством любовных романов. Правда, Эльза и Фрида прославились в основном тоже по причине их любовных романов. Но их жизнь вдохновляет романистов и исследователей, а жизнь Йоханны никого не вдохновляет. Дело, конечно, в первую очередь даже не в красоте или эротичности женщин или в количестве их любовных приключений, а в том, кто герои их романов. От этих мужчин падают сверкающие лучи на их женщин, и сами эти красавицы и богини при всех их исключительных качествах и достоинствах сияют отраженным светом.

Так вот, клуб любовниц Отто Гросса сложился: две Фриды и Эльза. Хронологию событий не всегда можно установить даже по письмам героев друг другу. Не все детали дальнейших событий нашли свое отражение в письмах. Известно, что миссис Уикли, то есть сестра Эльзы Фрида, приехавшая в гости к Фриде Гросс, появилась в Мюнхене в апреле. Очевидно, скоро начался ее роман с мужем подруги. При этом уже в апреле Эльза, очевидно, знает, что беременна. Публикаторы подсчитали: «Поскольку Эльза родила сына от Отто 24 декабря, можно предположить, что в апреле она уже знала, что беременна» (WH, 132). Скоро, судя по письмам, появляется некий Шиман, который требует от Фриды (жены) денег, данных в долг Отто. Фрида предупреждает Эльзу, очевидно, как члена семьи, чтобы та не давала денег Шиману. Еще она говорит, что у них с Отто договор об абсолютной свободе. Это, считает Фрида, большое облегчение, потому что она уже не в состоянии чувствовать себя ответственной за Отто. При этом все же она не может быть от него свободной: «…у меня в душе уголок, который, безусловно, зарезервирован за Отто» (Ibid.). Фрида (жена) в депрессии, у нее ведь трехмесячный сын Петер, она все время думает об Отто и не знает, что у Эльзы роман с ним. Далее – в стиле оперного либретто. Эльза признается Фриде, что у нее роман с ее мужем и она от него беременна. Добрая Фрида не впадает в злобу и ярость, а говорит, что все равно любит Эльзу. «Бетель, – пишет она, – я не знаю почему, я поняла, что на самом деле люблю тебя больше, чем мужчин» (WH, 133) (Бетель так же, как и Эльза, производное от Элизабет, но на южный, австрийский манер.)

Виновник драмы Отто Гросс почти исчез из виду. Он работает с гранками своей новой книги с головокружительным названием «Фрейдовский идеогенный фактор и его значение при маниакально-депрессивном состоянии по Крепелину» и над докладом «Вторичные церебральные функции» для психиатрического конгресса в Амстердаме, который состоится в сентябре. Фрида (жена) просит Эльзу не мешать ему закончить работу. Отто трудится как одержимый. Обе предполагают, что он держится только на наркотиках. Но Фрида верит в его будущее. Именно тогда-то и начинается роман Отто с миссис Уикли (Фридой – сестрой Эльзы). Согласно договору об абсолютной свободе, Отто не скрывает своего нового увлечения. Он считает, что тайные связи характерны только для старой репрессивной культуры.

Предполагается, что примерно в мае сестры Эльза и Фрида встретились в Гейдельберге и обменялись своими представлениями о происходящем. Эльза сообщила Фриде, что беременна от Отто, а Фрида Эльзе – что она любовница Отто. Эльза была оскорблена. Наверное, назло Отто она стала любовницей гейдельбергского хирурга доктора Фёлькера (от которого потом долго не могла отделаться) и сообщила об этом Отто. Отто, как следует из очередного его письма, понял, что знает этого человека, и пришел в ярость. Он оскорблял Фёлькера, утверждал, что тот из низшей касты, а Эльза – преступница и извращенка. Но уже в следующем письме он клянется Эльзе в любви и убеждает, что, по его глубочайшему мнению, эротика – это не просто влечение, которое порождает животное удовлетворение у обеих сторон, а тесный союз, представляющий собой нечто большее, чем просто двое.

А в следующем письме (это уже ближе к осени, июль или август, трудно сказать точнее, Отто своих писем не датирует) он подтверждает, что любит всех трех женщин. Но не совсем уверен в любви всех троих к нему. Он вроде даже понимает, насколько все это стало опасно, ибо полагает, что именно любовь этих трех женщин вознесла его к интеллектуальным и духовным вершинам. Отказаться ни от одной из них он не может, потому что в определенном смысле он – продукт этого союза. Странно, не только он, но все они понимают это так же. Вроде бы должна быть только ревность, отчуждающая женщин друг от друга. Но вот Фрида Уикли пишет в одном из писем: «…такая любовь не должна сойти на нет, посмотри только на других – таких, как мы трое, не встретишь ведь на каждом углу» (WH, 134). Она, конечно, права. Отто сам осознал эту опасность и зависимость, он отвечает: «Я почувствовал в себе слишком много творческой силы, слишком много высоких интенций. Есть такое суждение у Гераклита, ужасно верное: солнце не осмелится сойти с предназначенного ему пути, иначе его схватят эринии, богини мести. Мне кажется сейчас, что вы готовы меня схватить» (WH, 132). Похоже, Отто начинает бояться – бояться своих женщин, которые его накажут, если он покинет назначенный ему путь, бояться наркотиков, которые не дадут остаться на пути, бояться самого пути, сойдя с которого потеряет женщин. Скорее всего, это порождаемый наркотиком циклоидный психоз, при котором моменты бреда, величия, эйфории и экзальтации от собственного всеведения и всесилия сменяются моментами депрессии, страха и чувства вины. Тогда он боится даже Фёлькера, который может отнять у него Эльзу. Это похоже на творческую болезнь, о который говорилось выше (с. 104), но только без грандиозного творческого финала: не преддверие взлета, а начало конца.

Поскольку умная и сильная Эльза стала отчуждаться от Отто, жена Фрида ощутила, насколько она одна беспомощна перед мужем. Уж если Эльза не может удержать его на плаву, то есть без наркотиков, на что надеяться Фриде? И зимой 1907–1908 гг. Фрида переехала к Эльзе в Гейдельберг, тем самым продемонстрировав Отто, что это уже настоящее расставание. Отто еще год переписывался с другой Фридой – Фридой Уикли, демонстрируя намерение освободить ее от мужа. Эльза предостерегала сестру: «Ты должна помнить, что яркий свет порождает страшные тени <…> Разве ты не видишь, что он почти разрушил жизнь Фриды (жены. – Л.И.)? И что он не может сосредоточиться более чем на четверть часа все равно на чем – на человеке или на <…> мысли? Конечно, он несравненный любовник, но ведь человек состоит не только из этого. Боже, бессмысленно что-то говорить. Ты находишься в ужасающей тени его внушения, которое я сама ощущала» (MG, 53). Вот в отрывках печальное прощальное письмо Эльзы Яффе Отто Гроссу, которое приводится у Грина (MG, 56–57):

Это прощание не было полным разрывом. Переписка на этом не завершилась, было еще и ответное письмо Отто, приводимое Грином (MG, 58–59), заставляющее почувствовать силу его ума и способность убеждения. Женщины еще виделись с Отто – кто в Мюнхене, кто в Гейдельберге, но все уже существовали порознь. Харизматическая общность последовательниц эротического пророка Отто исчезла. Распад этой общности стал, на мой взгляд, приговором (в тогдашнем контексте, конечно) идее тотального господства свободной любви. Нет, идеи сексуальной революции не умерли и, наверное, не умрут никогда, но эксперимент Отто Гросса показал, что свободная любовь существует только тогда, когда ее субъектами становятся не живые мужчины и женщины, особенные в своей индивидуальности (как пишет Эльза в письме Гроссу), а те, кто отказывается (опять же, как пишет Эльза) от самого себя как личности в любви и становится чисто инструментом идеи или, лучше сказать, инструментом конструирования такого отношения, как свободная любовь. Любовь, собственно, на этом кончается, остается конструкция, свободной любви, как оказывается, недостает мелочи – любви. А с этим, оказывается, исчезает и свобода. Эльза Яффе не претендовала ни на какие открытия в письме к Гроссу, она просто с печалью констатировала перерождение человека, в объятия которого она за год до того упала безоглядно, презрев все условности. И это перерождение, как ей кажется, не случайно – в свободной любви теряется индивидуальность, а с ней и любовь. Поэтому не случайна и беспощадность в отношении Отто к Фриде. Свободная любовь беспощадна. Таковы, опять же на мой взгляд, итоги швабингского эксперимента Отто Гросса. Там можно прийти к еще многим интересным выводам, но здесь, в этой книге, сказанного достаточно. Добавлю только, что с Отто случилось то, чего он боялся и предвидел. Он боялся, что, если он, как солнце, по Гераклиту, сойдет с назначенного пути, его схватят эринии, богини мести. И я боюсь, что вы меня схватите, говорил он своим женщинам. И они его, фигурально говоря, схватили, покинув общность, в которой только и могла жить его харизма.

Макс Вебер и Отто Гросс

Вернемся к поставленному выше вопросу: а что Макс Вебер? Марианна в 20-е гг., описывая задним числом борьбу молодежи и новый стиль жизни, имела некоторые основания осуждать все это от имени четы Вебер, которая «обладает прочными убеждениями и считает себя ответственной за общую нравственность». Но сам Макс высказывался гораздо резче и выразительнее, хотя по причине не столько общей нравственности, сколько персонального негодования. На месте Эдгара Яффе, пишет он Марианне, эту женщину (Эльзу), которая его не только бросила, но и скомпрометировала, «я вряд ли оставил бы в живых». Для Эдгара «лучше всего ее убить, что я и сам готов был бы для него сделать, если бы, к сожалению, это не было запрещено полицией» (MWG, II/6, 482). Он еще не раз высказывался в том же духе. Это вербальная и, конечно, декоративная кровожадность. Но все-таки степень его негодования дает основание предположить, что оно было вызвано не только сочувствием к потерпевшему Эдгару, но и возмущением в отношении женщины, бросившей не только Эдгара, но в некотором смысле и его самого ради неосновательного проходимца и Казановы.