Наконец они утерли пот со лбов и утомленно удалились, надеясь, что вся эта блажь потеряет всякий смысл через годик-другой сама собой. И уж им-то точно не придется заботиться об исполнении всего этого. В конце концов, это они — в преклонных летах, а я успею еще сто раз одуматься, пока доберусь до столь же почтенного возраста, когда это начнет иметь какое-то значение.
— Ну и как? — поинтересовался Мерлин, увлеченно обмакивая перо в чернильницу. — Что именно ты там написал в завещании и кому оставил корону?
Я поведал, в общих чертах.
Мерлин расхохотался и весело отбросил перо.
— Стандартный идиот! — восхитился отец. — Ну и как ты себе это представляешь?
Я обиделся.
— Как бы разумно все ни было написано, все равно в итоге все пойдет не так. Я не считаю
Отец только посмеивался.
— Поступай как хочешь — это твоя сказка.
Я ведь говорил, что он «не от мира сего»?
— Вот так и поступаю, — огрызнулся я. — Я помню твою распрекрасную теорию, что дети должны сами набить себе все свои шишки. В некотором роде, я предоставляю им то же самое.
— Наверное, это можно рассматривать и так, — ехидно согласился отец, пожав плечами.
«И никогда не знать, на что опереться, — подумал я, дуясь. — Или от чего оттолкнуться. Или что именно сломать…» Ну что ж, у всего на свете есть свои недостатки.
— И еще, я совершенно не собираюсь все это себе «представлять». Просто, надеюсь, знаю и чувствую, к чему клоню. А если ошибаюсь, значит, разберутся сами. В конце концов, это их вселенная, и их сказка, даже не моя.
— Ты теперь — изрядная ее часть.
— Так же как и ты. А вернее, только их представление о нас всех. И они вызвали нас так же, как мы вызываем грозу. Если, конечно, мы это делаем…
— Если…
— А возможно, мы вообще не живем, и нас не существует…
— С определенной точки зрения…
— Да нужна нам эта точка зрения? А вот в другом смысле ее поставить стоит. «Никто не может сказать, был ли счастлив человек, пока он не умер».