– Ты о «королевском» «U2»? Я сам до сих пор не могу в себя прийти! Может, какой-то контракт, может, что-то вроде промо-выступления перед большим турне. Я билеты специально сохранил, повешу потом в кабинете, буду показывать сомневающимся.
– А главное – почему никакого пафоса? Все-таки звезда мирового уровня! Где стразы, перья, боа меховые там какие-нибудь? Сапоги на каблуках?
– Не путай «U2» с Киркоровым! Хотя тебе лучше знать. Ты же теперь его… рыжеволосая ирландская девушка! Подумать только – я сплю с подружкой самого Боно! Ты видела, с какой завистью на меня смотрел весь зал? Думал ли я, простой провинциальный мальчик, что…
– А теперь подумай вот об этом! И в который раз поражаюсь, как даже явные провалы ты оборачиваешь в свою пользу! Ну ты же вчера заблудился!!! Признавайся, ведь заблудился же? Но по итогу даже заблудиться умудрился гениально…
– «Expirience de Espana»… Внукам рассказывать потом будем… Я шел правильно, просто… шел галсами, как настоящий моряк.
… Кабинет Агуэды, сотрудницы отдела специальных выставок Прадо, находился в отдельном здании, примыкавшем к правому торцу музея, за «Воротами Мурильо». Проходя через библиотеку, Ваня даже застонал от восхищения и спросил, можно ли просить здесь убежища на основании охватившего его «синдрома Стендаля».
– Боюсь, это работает только во Флоренции, – улыбнулась та. – Хорошо, что мы отправили Коэльо на выставку в Санта-Крус. Хотя, как сказала Иоланда, вы и там произвели изрядный переполох, но представляете, что было бы здесь? У нас ведь потоки не то, что в Толедо. А Вы и вправду… дико похожи. Хотя и разные. Проходите.
Налив кофе, Агуэда раскрыла несколько альбомов и стала показывать гостям:
– «Портрет дамы с веером» – самая загадочная картина Коэльо, единственная, чье изображение не удалось идентифицировать. Правда, есть еще «Дама в меховой накидке», но там совсем другая история. Еще два или три года назад она считалась работой самого Эль Греко, и с этой переменой авторства далеко не все так однозначно. Самая распространенная у нас версия – Иоланда, я так понимаю, ее вам озвучивала – что на портрете изображена дочь Елизаветы Валуа, рожденная вовсе не от короля. Я в эту версию не очень верю. Сходство с Елизаветой, на которое упирают?.. Здесь, в Прадо, есть ее портрет, но выполнен он не Коэльо, а Софонисбой Ангиссолой – ее пригласил Филипп Второй, чтобы обучать Елизавету живописи. Она была итальянка. Посмотрите и решите сами… Я особого сходства не вижу. Да и не стал бы Филипп терпеть рядом постоянное свидетельство неверности жены. В котором ее вряд ли можно упрекнуть. А вот сам король был небезгрешен, кстати.
Оригинал вы видели, посмотрите на репродукции, какое богатое платье и украшения. Для ближайших придворных такая роскошь была недоступна, дело даже не в количестве украшений, а в крое платья, тканях. Посмотрите, какая царственная посадка головы, какой глубокий взгляд. Она и не придворная, и не королева. Но явно жила при дворе – не стал бы придворный художник работать на стороне, здесь Иоланда права. Эта женщина пользовалась – я просто вижу это – каким-то особым положением.
Что касается Вашего поразительного сходства – не думаю, что оно случайно. Вы скажете, что Россия очень далеко. Но тот же Филипп спровоцировал такие тектонические сдвиги – начиная от Нидерландов до, собственно, Испании, что я ничему не удивлюсь. Опять же знаменитые «испанские дети»… Вам нужно очень основательно покопаться в собственной родословной, Марьяна…
– …Ну, я тоже особого сходства не вижу, – Марьяна с Ваней, распрощавшись с Агуэндой и миновав «Ворота Мурильо», так тщательно изучали портрет Елизаветы, что смотрительницы не спускали с них бдительного взгляда. Но Агуэнда права – надо покопаться в твоих корнях.
– Как ты будешь в них копаться? Ты же знаешь – в войну пропали все документы, прадеда подобрала ехавшая в том же вагоне какая-то тетка. Он даже фамилии своей не знал. Дали по имени подобравшей его женщины, когда оформляли в детдом. Свидетельств никаких. У кого спрашивать?
– Пока не знаю! Но думаю, не бином Ньютона. Попрошу наших университетских историков, пусть помогут. Университет сам по себе – великая сила. Пусть дадут направление, а там мы уже сами – короткими галсами, ну, ты понимаешь – доплывем до нужной точки. Даже если первоначально пойдем не в ту сторону.
– Ну, лично я даже не знаю, смогу ли чем-то тебе помочь?
– Даже если не сможешь – я все равно попробую. И все узнаю – с тобой или без тебя…
…В раздвинутые окна прибрежной «чирингитос» постепенно вливался закат. Марьяна с Ваней, потягивая белое «вердехо», смотрели, как повар, он же официант, диджей и бармен одновременно, управляется с выбранными ими сибасами. Облачив тушки в соляные панцири, осторожно насадил их на деревянные «рапиры» и воткнул в морской песок у раскаленного полена, мерцающие бока которого сливались с закатным солнцем. Песок жаровни, словно экран, возвращал волны жара к покрывавшимся мгновенной коркой тушкам, вытянувшимся по стойке «смирно». Повар, повертев «рапиры» вокруг оси еще короткое время, снял их и разрезал сибасов вдоль, положив на тарелку прямо в соляной корочке. Бросил туда же четвертинки лимонов, листья салата, сбрызнул заправкой, поставил на стол.
– With the hot with the heat, – улыбнулся ему Ваня, но испанец, не поняв, тоже с улыбкой только развел руками. – Все-таки наши пословицы непереводимы, – вздохнул Ваня. Сибас в обожжённых соляных доспехах истекал собственным соком, обнажая белоснежные филейные бока. Ваня подлил вина.
– Ну что, за очередной сумасшедший и в очередной раз блистательно испорченный мной отдых. Хотя отдельные моменты заслуживают если не награды, то хотя бы поощрительных поцелуев. Ты меня слышишь?
Однако Марьяна не ответила. Глядя, как закат окончательно обволакивает Малагу угольными сумерками, как зажигаются огни берегового променада, машинально чокнулась бокалом. Мечтательно улыбаясь, она нанизывала в памяти события последних дней, как нанизывают на новый шнур раскатившиеся по углам бусины.