Малкоян угрюмо поинтересовался:

– И Вы знаете, где именно?

– К сожалению, знаю. В Мурманской области, неподалеку от залива Святой Нос находится поселок, скажем так, Г*. Во всех смыслах этого слова. В середине восьмидесятых там находилась база атомных подводных лодок стратегического назначения. Антураж соответствующий. Бывалые мореманы на северодвинском распределительном пункте, где молодняк из учебок разбирают по экипажам, с важностью поясняют: «Ну что тебе сказать, молодой? Ты же представляешь себе, что такое ж…? Так вот твоя база – это её центр».

Хуже всего то, что база – остров. Связь с внешним миром – почти сутки теплоходом до Большой Земли. Матросам и старшинам, если нужно отлучиться в поселок, иногда даже увольнительную не оформляли – куда они денутся с острова? Когда начинается сезон штормов, база то и дело переходит на внутреннее обеспечение. Ветер такой, что подхватывает собаку и несколько метров несет ее по воздуху. Однажды с пирса смело незадачливого лейтенанта – успели спасти. Личный состав из казармы на камбуз ходит, цепляясь карабинами за заранее натянутые канаты, на лодку возят тяжеленными «Уралами». Офицерам за службу на севере и кораблях с СЭУ (специальными энергетическими установками) идет где-то год за три. Морячкам срочной службы никаких скидок по срокам, увы, не полагается. Словом, идет повседневная, рутинная служба, расцвечиваемая периодически ЧП различного калибра, являющимися следствием легендарного флотского бардака.

И вдруг, наряду с привычными природными ветрами, задули в Г* ветра дивного явления под названием «перестройка». Высшее руководство потребовало от руководства пониже нового мышления, гласности и демократии. Коснулось это и славного Военно-Морского флота. Однако, вскоре выяснилось, что новое политическое мышление как-то слабо вяжется с воинскими уставами и вообще… общим духом. Высшее морское руководство впало в раздумья, из которых вышло с военной прямотой и морским напором – организовать проверку всех воинских соединений и частей на предмет… с предметом пока не определились, справедливо рассудив, что на месте разберутся. И руководство флотилии, расположенное в этом заповедном месте, получает уведомление, что такого-то числа-месяца сего года к ним пожалует высокая комиссия, возглавляемая самим Главкомом ВМФ СССР.

Нельзя сказать, что новость эта сильно уж взбудоражила личный состав экипажей. Точнее, взбудоражила, но совершенно в ином духе. Флот – это ведь элита, а подводники – элита элит. Настоящая военная интеллигенция. Служба такая, что напугать их ничем уже не возможно. Дальше Г* слать уже почти некуда, и потому приезд высоко начальства – прежде всего возможность. Возможность подтолкнуть карьеру, прыгнуть на новую должность, получить досрочно очередное воинское звание. У каперангов и адмиралов, понятно, цена выше – там погоны к кителям пришиваются не нитками, а нервами, кровеносными сосудами. Поэтому ржавые пирсы в порядок привели, лодки тоже освежили, кого надо – отправили в ремонт. С матросами и старшинами провели краткие нравоучительные беседы.

В день «икс» в базу на вертолетах прибывает высокое начальство. Золото адмиральских погон блестит так, что заменяет суровое северное солнце в условиях полярной ночи. Сам главком с его нукерами, то есть штабными, готовыми подмечать каждый недочет, командующий флотом со своим штабом, ну и остальных начальников разных мастей и рангов понемножку. Проверка идет как по маслу – командиры дивизий докладывают толково, командиры лодок и даже вахтенные офицеры в глаза начальства глядят смело, команды подают молодцевато, матросы и старшины по учебной тревоге разбегаются по боевым заведованиям как тараканы от дихлофоса. Любо-дорого смотреть. Учебные стрельбы от пирса провели тоже благополучно – где чего надо, там все и приземлилось. Ну почти. Дело явно идет к командирскому обеду с соответствующими выводами. Собственно, уже расселись по черным «Волгам» и «уазикам» – кому что полагается, и двинулись в нужном направлении. При каком-то повороте из-за сопки выглядывает невысокое здание непонятного назначения. И вот тут-то командование вспоминает о перестройке и демократии, а самое главное – о новом мышлении. И взыгрывает в его – начальственном – мозгу мысль проявить это самое мышление. Поступить нестандартно, а главное – так сказать – демократично. Поэтому высокое начальство обращает к начальству пониже, а те переадресуют вопрос командующему флотилии – дескать, а это что за здание вы от нас прячете, почему не показываете? По инстанции приходит ответ – никак нет, не прячем, подсобное хозяйство у нас здесь гарнизонное, свиноферма, товарищи адмиралы и адмиралы флота. Когда шторма идут, теплоходу причалить нет никакой возможности, используем свои резервы. Да еще и детскому сад и школе помогаем провизией. А давайте, продолжает демонстрировать главком новое мышление – заглянем, отклонимся от маршрута, в духе времени так сказать, сойдем в народ.

Сворачивают и всем своим погонным золотом освещают ферму так, что и электричества не требуется. Начальник фермы, списанный в свое время капитан третьего ранга при виде высокого начальства не тушуется, докладывает по-уставному и даже в подробностях – во вверенном подразделении происшествий нет, поголовье составляет столько-то единиц, все хрюшки на месте и уходом за собой довольны. Стоящие в своих загончиках свинки всем своим видом подтверждают – действительно, довольны. На ферме порядок и даже чистота. Воздух только, разумеется, специфический. В силу этого высокое начальство долго не задерживается и продвигается к выходу. Главком бросает напоследок благосклонный взгляд и даже подает руку начальнику фермы. Да только эта рука повисает вдруг в воздухе и трансформируется в трясущийся палец, а из горла вырывается изумленный и одновременно дрожащий вопль: «Этттта… штттааа такое?»

Проследив в направлении, указанном адмиральским перстом, свита и прочие тоже впадают в ступор. Ибо указывает он на свинью, которая повела себя соответствующим образом и повернулась к начальству боком. А на боку у нее черной корабельной краской – свежей причем – выведено «Член Военного Совета». А член Военного Совета – это начальник политотдела флотилии, второе лицо, обладающее порой возможностями, превышающими полномочия командующего.

Начальник фермы, которому в этот момент хочется оказаться в самой дальней точке Северного флота, хотя дальше, как уже говорилось – некуда – получает приказ показать свинок в профиль. И выявляется следующая картина – на значительной части свиного состава нанесены не менее пикантные прозвища – «командир NN дивизии», «начальник штаба флотилии», «командир NNN дивизии», ну и так далее. Налицо, хотя правильнее – «нарыло» весь командный состав флотилии, включая даже некоторых командиров лодок. В общем – оскорбление чести и достоинства плюс разглашение секретных данных, ибо номера частей и соединений являются именно таковыми.

Требуют объяснений от начальника фермы, который дать их явно затрудняется. По обратной инстанции требуют заместителя, тот мычит нечленораздельное и разводит руками. Ветеринарный врач – вольнонаемный из гражданских, ему вообще наплевать. Зоотехники делают равнение то налево, то направо, но пояснить ничего не могут. Доходят наконец до свинопасов, до самых низов. Первый, второй третий – кто делал надписи.

– Я, – пред командирские очи предстаёт первогодок с характерным говором.

– Ты?

– Та я ж!

– Как посмел?

– Так менэ ж приказалы?

– Ктоооооооо! Отвечать!!!

Матросик окончательно пугается и информацию в эфир выдает скупо. Его трясут, как яблоню в колхозном саду, и понемногу картина приобретает уже абсурдистский оттенок. Хотя и политическая подоплека по-прежнему налицо, то есть на… ну, вы понимаете. Оказывается, движимый благими намерениями, которые пролагают курс известно куда, начальник службы тыла флотилии лично отобрал лучших поросят из нового опороса. Самых перспективных в плане набора веса и будущих вкусовых характеристик, с его точки зрения, определил для подарков командному составу флотилии. Далее распределил по дивизиям. Еще часть – по лучшим экипажам. Подарок, видите ли, хотел к Новому году сделать. Сюрприз. Выбрал наиболее ответственного из свиноводов. А самые ответственные у нас кто – естественно, матросы первого года службы. Тот, понимая, что каждого запомнить в пятачок невозможно, сразу пометил – кому какого. Ну, хрюшки растут, он надписи обновляет. Когда поступил приказ навести порядок в подразделении, морячок смотался к земляку на склад и выменял кусок сала на емкость с корабельной краской. Обновил – любо-дорого. Руководство рвения, однако, не оценило. Главком снова распалился и стал орать, кто вообще придумал писать краской на животных? Подчиненные всех рангов считают вопрос риторическим и молчат. Главком снова интересуются, какого х… они стоят и краснеют, как девушки на танцах в сельском клубе? Когда до адмиралов и каперангов дошло, что главком требует конкретную информацию, стали думать. Ситуация нештатная, плюс стресс – снова молчание. Командующий уже синеет от крика. И когда вопрос был задан в десятый раз, вдруг раздается голос:

– Разрешите доложить, товарищ адмирал флота Советского Союза? Традиция помечать поросят краской возникла на Краснознаменном Северном флоте в годы Великой Отечественной войны. Её родоначальником является командир легендарной подводной лодки К-1 Михаил Петрович Августинович, впоследствии вице-адмирал. Он поспорил с начальником базы капитаном Морденко, что, если вернется с победой, тот угощает жареным поросенком. Впоследствии экипаж Августиновича перед боевым походом приходил в хозяйство и помечал понравившегося поросенка корабельной краской.

Начальство смотрит на докладывающего и окончательно приходит в предынфарктное состояние – рапортует главкому не офицер, и даже не мичман, а старшина первой статьи – вестовой командира NN дивизии. У того вестовой заболел, он приказал подыскать какого-нибудь толкового морячка. В штабе порылись и доложили – так и так, есть грамотный старшина, один курс университета окончил. Ну, его в спешке и пристроили. А он шибко грамотный оказался, стервец. Самому главкому докладывает.