— Так-то ножи не очень, — проворчал Жаба, поднимая из травы две рукояти с обломившимися у основания клинками. — Еще на топтунах оба поломались.

— Пришлось резаком твоим воспользоваться, — пояснил Скальпель, опережая мой логичный вопрос. — Мы его из глазницы кусача вытащили. Им и продолжили вскрывать споровики.

— Вот это, я понимаю, вещь! — подхватил Жаба, аккуратно поднимая с земли полуметровый белый клинок из углетитанового сплава. — Он роговые наросты над споровиками, как картон, резал.

— Ну-ка дай сюда, — не сдержавшись при виде своего оружия в чужих руках, я так резво подался вперед, что ошеломил подопечных недоступной их восприятию скоростью.

Еще мгновенье назад я спокойно лежал на траве, почти в двух метрах от сидящего на корточках Жабы, но вдруг мигом оказался вплотную к нему, и выдернул рукоять из слабой ладони.

— Да я бы и сам отдал, — ошарашено пробормотал Жаба, наблюдая как резак исчезает в моей руке, отправляясь в ячейку инвентаря.

— Считай, я тебе слегонца помог, — хмыкнул я, мысленно зарекаясь, принять в следующий раз черную жемчужину и привязать, наконец, к себе столь ценный предмет, во избежание в будущем подобных недоразумений.

— И каков ваш улов с трех споровиков? — озадачил очередным вопросом подопечных, отвлекая от происшествия с резаком.

— Одна гладкая янтарная нить; две белых и три черных звезды; одна золотая, шесть белых и тринадцать желтых горошин; и сто двадцать четыре спорана, — лихо отрапортовал Жаба.

— Жемчужин, увы, не оказалось, — вклинился Скунс.

— Всего на общую сумму в тысячу двести пятьдесят четыре спорана, — неожиданно подытожил Жаба.

— Охренеть! — невольно вырвалось у меня. — Как это ты так?..

— Так ему ж черная жемчужина Дар менялы открыла, — пояснил Скунс, не дослушав вопрос. И от гордости за друга в очередной раз громко испортил воздух.

— Да ты задрал уже! — в два голоса окрысились мы на вонючку.

И тут же очень об этом пожалели.

Скунс испугался и выдал нам еще целую серию «ароматных» хлопков.