— Вторым по ценности, после черного, считается красный жемчуг. У менял он ценится вдвое дороже черного, и стоит пять тысяч споранов. Следом идет зеленый жемчуг. Он втрое дороже черного, и меняла за него с тебя потребует уже аж восемь тысяч споранов. Есть еще и белый жемчуг, но это великая редкость, добыть которую у менял практически невозможно. Считается, что он бесценен.

— Охренеть, — выдохнул мне в спину Скунс.

— Гляжу, не на шутку ты на жемчуг подсел, — хмыкнул я. — Имей в виду, его можно принимать только раз в сутки.

— Да какое там… Даже если б ты поделился с нами частью добытых споранов, этой горстки не хватило б даже на десятую часть черной жемчужины.

— Ну завтра жизнь не кончается, накопите потихоньку. Ты — знахарь, Жаба — медиум, в стабе ваши умения, зуб даю, будут востребованы, как живец после ранения… Кстати, ты там к бутылке прикладываться не забывай.

— Только что глоток сделал.

— Вот и молодец.

Я надеялся, что ловко перескочив на живец, отвязался от любопытного Скунса, но не тут-то было.

— Две с половиной тысячи споранов долго копить придется, — продолжил назойливый тип. — А ты говорил: черный жемчуг эффективнее употребить новичком.

— Так ты ж употребил уже свою жемчужину, Скунс, — фыркнул я. — Только первая черная жемчужина дает новичку повышенный шанс открытия Дара, все следующие проходят по стандартной схеме — с двадцати процентной вероятностью получения Дара.

— Так я ж не себе — Жабе, — огорошил неожиданным признанием Скунс. — А то нехорошо получается, мы с ним оказались здесь вроде как в равных условиях, но мне досталась открывающая Дар черная жемчужина, а ему кукиш.

— Дары, знаешь ли, тоже разные бывают, — заворчал я в ответ. — Может такое прилететь, что окажется хуже проклятья.

— А когда мне жемчужину предлагал, ни о чем таком не предупреждал, — упрекнул Скунс.

— Ты умирал от смертельной раны. В таких отчаянных ситуациях Система, как правило, старается помочь и облегчить новичку страдания. На это у меня и был расчет. Который, как видишь, полностью оправдался.

— Ради такого дела я сам себе могу в грудь шмальнуть, — неожиданно вмешался в разговор Жаба, раскрыв, что давно нас подслушивает. — Пистолет у Рихтовщика есть, жаль только жемчужины второй нет.

— Мозгов у тебя нет, — хмыкнул я. — Система не дура, и отличить случайное ранение от специально нанесенного себе увечья, уж поверь, ей не составит труда.

Елки передо мной расступились, и впереди показалась небольшая полянка. Не заметив в короткой весенней траве тварей, я вывел спутников из мрачной чащобы по яркие лучи заходящего солнца.

Утомившиеся за время почти часового перехода подопечные нуждались в кротком отдыхе. И, объявив привал, я разрешил плюхнуться на траву и распечатать по банке нефильтрованного на брата.

— Жаба, лови, — я бросил слегка осовевшему после пива подопечному призванную из ячейки черную жемчужину и, опережая восторженные вопли, пояснил: — Скунс прав. Так, пожалуй, будет по-честному.

Неожиданно загоревшиеся перед глазами строки системного уведомления нехило так подсластили мне горькую пилюлю расставания с ценным трофеем: